Шрифт:
Добежав до крайней улицы города, я уже видела лес, но пройти к нему не могла, пришлось обходить еще семь домов, демонстрируя свой распухший нос и красные глаза целой толпе удивленных эльфов, чинно работающих у себя в саду. Они меня тоже бесили, они даже в саду умудрялись выглядеть так, как будто только что из салона — прически гладкие, одежда сидит идеально, лица постные, как суп без мяса. Мясо, кстати, из всей моей семьи ела только я, какой ужас.
Семь домов наконец кончились, я свернула на тропинку и опять побежала, чувствуя, как вливаюсь в лес и наполняюсь его спокойной подвижной силой, лес тонко чувствовал малейший ветерок и чутко следил за солнцем, но при этом держался за землю огромной системой корней, прочной и раздольной, лесу никто не смел приказывать, он был сам себе хозяин.
Я перешла на шаг, как только тропинка кончилась и затерялась в кустах, светлый лес здесь заканчивался, эльфам запрещали ходить дальше. Ха.
Это было мое любимое ощущение — пересекать границу, то место, где светлый лес переходил в дикий, исчезало то зыбкое чувство воздушности, которое создавали тоненькие стволы берез и осин, сухой шорох их листьев, звук трепета крыльев маленьких птиц, запах муравьев и травы. На границе вообще было тихо, я остановилась перед оврагом, очень странным оврагом, как будто кто-то огромный провел пальцем линию во влажной земле, и она никогда больше не осыпалась. Эльфы говорили, что это старое русло, но я сомневалась — русла следуют рельефу, а эта линия его формировала.
Шаг вниз — и вокруг повисла такая тишина, как будто уши заложило, ноги беззвучно скользят по склону, воздух не двигается, я дышу, но не слышу дыхания. С разбегу взбираюсь на второй склон, цепляясь за корни и ветки, шаг наверх — и на меня обрушивается запах влажного мха, грибов и болота, где-то далеко перекликаются лягушки, медленно ходит на тонких ногах болотная птица, с хлюпаньем погружая лапы в воду. Лес дышит медленно и глубоко, у него огромные легкие, меня покачивает на его груди. Стало так хорошо, что я тихо рассмеялась и побежала вперед длинными прыжками, почти беззвучно, но на этот раз специально — не хотела тревожить лесных жителей. Здесь водились разные звери, но меня интересовал только один.
Я его видела. Никому не говорила, потому что мне бы никто не поверил, но для себя знала, и это знание грело меня изнутри одинокими ночами. В этом лесу живет единорог, и я его поймаю.
Завтра будет очередной Призыв. Я их уже столько провалила, что родители даже не надеются, но я-то знаю, что фамильяр не приходил ко мне просто потому, что здесь не было подходящего для меня фамильяра. Но теперь будет, я его сама приведу, из дикого леса, и пусть все от зависти локти кусают.
Звери не переходили овраг, как будто чувствовали, даже дрессированных собак спускали по склону, взяв на руки, а они скулили и поджимали хвосты. Но мой единорог — это не какая-то собака, он смелый, сильный и все понимает, он перейдет, ради меня.
Впереди показалась поляна, в центре стояла здоровенная каменная плита с глубокой выемкой в центре, я спряталась в раскидистых кустах папоротника и создала над плитой большой шар воды, плавно отпустив — вода хлынула вниз, перелилась через край и потекла тонким ручейком, который быстро впитался в землю. Я стала ждать.
Первой с дерева спустилась рыжая белка, долго присматривалась, потом решилась и напилась, убежала. Приполз толстый жук, набрал воды в карманы на панцире и потащил к себе в неведомую норку, потом вернулся еще раз — запасливый. Здесь раньше был ручей, совсем рядом с оврагом, но недавно он пересох, оставив после себя широкую лужу, по которой даже птицы ходили, едва замочив колени. Ближайший водопой теперь был далеко, к нему нужно было идти по тропинке над склоном горы, для крупных животных это было опасно, поэтому я решила ловить своего единорога на воду. Это было незаконно, но кого это волнует? Я все прочитала в библиотеке — магическое вмешательство в биогеоценоз соседней грани наказывалось штрафом размером примерно с мое месячное содержание, если меня поймают, я просто заплачу, у меня отложено, за единорога мне не жалко. И сегодня он должен прийти.
Приходил кто угодно, только не единорог, я устала наблюдать и почти задремала, когда мне внезапно шепнули на ухо:
— Нарушаем?
Я дернулась и взвизгнула, напугав желто-красную птичку, которая как раз пила, птичка укоризненно посмотрела на меня и икнула.
— Извините, — сконфуженно шепнула я птичке, повернулась к новому соседу и буркнула:
— А что делать? Надо.
Сосед улыбнулся, показав ряд великолепных зубов, сел рядом со мной, как будто я его пригласила, будничным тоном поинтересовался:
— Кого ловим?
— Единорога, — пробурчала я, предчувствуя насмешки, парень усмехнулся, поправил лохматые волосы и вздохнул:
— Эм… не хочется тебя расстраивать, но их не существует.
— А у меня будет, — надулась я.
— Где ты его возьмешь?
— Призову.
— Чтобы кого-то призвать, надо чтобы он существовал.
— Он существует, — с подходящим к концу терпением прошипела я, — я следы видела.
— Это точно не сбежавший конь был?
— У коней не такие.
— Олень, может быть?
— Здесь олени не водятся.
— Зато здесь водятся волки, — шепнул он мне на ухо, я отодвинулась и закрыла ухо плечом, с сомнением посмотрела на парня — молодой, скуластый, глаза зелено-ореховые, волосы темно-серые у корней, совсем белые ближе к кончикам, короткие на затылке, наверху подлиннее, торчат во все стороны. Он мне уже нравился, рядом с ним я не буду выглядеть лохматой даже с утра. Он улыбнулся, опять показывая зубы и крепкую челюсть, я изучила его толстую шею, широкие плечи и крупные ладони, опять посмотрела на зубы и с прищуром уточнила: