Шрифт:
Сука, раньше я покупал женщин, а теперь в качестве товара потребовали меня.
Противно? Не то слово. Стоил я, конечно, подороже обычной проститутки на пару ярдов, но сути это не меняло.
Упирался я до последнего, искал варианты, выходы, пути отхода. Но их не было… А удавочка продолжала затягиваться…
Теперь мне уже шили дело за экономические преступления и грозили сроком… И ладно бы только мне. После свадьбы я перевёл большую часть активов на жену, тогда мне было так нужно, а сейчас… Я чувствовал, что мой скрытый враг может ударить по Лизе, поэтому дал распоряжение своим адвокатам готовить обратную процедуру, но быстро сделать это было нельзя. А значит, она тоже была под ударом, и в любой момент следователи ОБЭП могли достать мою жену.
Этого я допустить не мог, мне срочно нужны были деньги, и большие для решения проблемы. Я пробовал взять кредит, занять, но везде получал отказ. Теперь я знаю почему. Артёмушка ведь знал о каждом моём шаге и умело загонял в угол.
В итоге я дошёл до точки безысходности и принял предложение Эвелины. Договор был прост – ночь с ней в обмен на подписанный контракт. Она закрывает свой грёбаный гештальт, а я получаю деньги и шанс вытащить из задницы свой бизнес и отвести удар от жены.
Так мне казалось тогда. Конечно, я не мог предположить, что это было только начало конца, что меня переиграли, расставили сети, и я попал в ловушку.
Морально готовился я к встрече с Эвелиной очень тяжело. Единственной моей надеждой было – напоить эту тварь до беспамятства, и свалить сразу, как только она вырубится. Пусть потом докажет, что секса между нами не было. Я ей даже подсыпал в бокал лёгкий наркотик, который должен был её быстрее вырубить. Но эта лошадь оказалась неубиваемой. Да я и сам перебрал. Всё пытался хоть немного заглушить чувство вины перед Лизой. Я не знал, как буду потом смотреть ей в глаза, но на тот момент решение уже было принято. Я хотел как можно быстрее зафиналить эту грязь и выплюнуть шлак по имени Эвелина.
В гостиницу мы приехали уже очень пьяными. Что происходило потом в номере, я плохо запомнил. Что-то грязное, мерзкое, так и не дошедшее до логического конца. В сторону этой развязной бабы вместо желания у меня рождалось только омерзение. Эвелина старалась как могла, в итоге вырубилась, так и не получив то, чего так хотела. А я свалил из номера.
Помню, что потом ещё залился алкоголем, чтобы заглушить поганые, разрывающие душу чувства.
Я не знал, как буду смотреть жене в глаза. Себя в тот момент я ненавидел. Домой идти не мог. Боялся, что этот дикий коктейль вины и ненависти к себе, смешанный с алкоголем, бросит меня в какой-нибудь неадекват. Судя по тому, что сказала сегодня Лиза, не зря боялся. Меньше всего мне хотелось обидеть её, но именно это в итоге я и сделал.
Очнулся утром дома. Как попал сюда, практически не помнил.
И вот тут началось самое страшное, я понял, что Лиза ушла, а значит, она всё знает. Через пару часов это подтвердилось, она прислала мне доказательства моей измены. Я смотрел это проклятое видео, и сам внутри подыхал. Со стороны это выглядело ещё более гадко, похабно, грязно.
Уже тогда я понял, что Лиза не простит. Я бы на ее месте не пощадил.
Но я ещё на что-то надеялся, особенно когда узнал шокирующую новость… Лиза беременна.
А дальше была наша общая, одна на двоих агония. Лиза попала в больницу, я видел, как ей плохо, как выворачивает её от обиды и боли при одном только взгляде на меня.
Всё это было мне очень понятно, потому что сам я варился в похожем котле. Я понимал, что мне теперь от этой грязи не отмыться. Не знал, что делать, был в отчаянии. Сидел днями под её палатой, боясь зайти к ней, и не в силах уйти. И только когда она крепко засыпала под действием препаратов, я как грёбаный маньяк пробирался в её палату и позволял себе украсть немного её тепла.
Я ведь знал, Лиза – это лучшее, что случилось со мной в жизни. Что-то сказочное, эфемерное, совершенно нереальное… Глядя на неё, внутри всегда рождались настолько невозможные, щемящие от нежности и страсти чувства, что страшно было прикоснуться к этой хрупкой, божественной девочке. Одним взглядом она могла поставить меня на колени или столкнуть в огонь, была моим неиссякаемым источником адреналина и одновременно умиротворения. Слишком противоречивая, страстная, но при этом бесконечно уязвимая натура. Она наполняла меня, дополняла, была моей силой и слабостью…
А я её сломал. Не хотел, но так получилось. Я миллион раз сказал мысленно «Прости», но знал, что этого не случится. Хотя бы потому что я сам не мог простить себя.
Я помнил мою девочку счастливой, озорной улыбчивой, в белом платье в день нашей свадьбы. А сейчас она бледной тенью лежала на больничной кровати под капельницей. Эта картина больной занозой застряла где-то в сердце и сидела там до сих пор.
Лизе не становилось лучше. После её истерики, когда она поняла, что ей принесли суп, сваренный моими руками, я понял, самое лучшее, что я могу, это оставить её на время в покое.