Воспалённым сознанием понимаю, что это Соня плачет. Боже, а где она? Почему я слышу её так плохо?

Вскакиваю. Голова кружится, во рту сухо, как в пустыне, и горло горит огнём. Чёрт! Не хватало ещё заболеть!

Бросаю тревожный взгляд на кроватку, внутри всё замирает. Сони нет. Встаю, всё плывёт, по стенке ползу в гостиную. Голова просто раскалывается.

В дверях соседней комнаты останавливаюсь удивлённо.

Соню на руках качает Сергей, он без рубашки, прижимает малышку, завёрнутую в плед, что-то тихо приговаривает ей, она морщится недовольно, нервно сосёт соску.

– Сереж, – зову его хрипло. – Зачем ты её забрал?

Поднимает на меня глаза, хмурится.

– Она плакала, а ты очень крепко спала.

– Дай её мне.

Подходит, прикладывает ладонь к моему лбу.

– Охренеть, – поджимает раздражённо губы. – Да ты просто огненная.

– Да? – растерянно моргаю, прижимаю руку к своему лбу, но не чувствую жара.

– Так, ложись назад в кровать, – командует он. – Аптечка у тебя есть? И градусник?

– Есть. На кухне. Соню мне давай, – тяну руки к малышке.

– Ага, чтобы ты её уронила? – не уступает Сергей. – Иди, ложись, мы все сами сделаем, – заявляет уверенно.

Спорить сил нет. Иду в кровать, состояние и правда ужасное. Как я так умудрилась, и как не вовремя.

Сергей приносит мне градусник, пытается уложить Соню в кроватку, но она протестует.

– Она кушать просит. Давай, я покормлю, – и тут до меня доходит, что при температуре нельзя.

Достаю градусник. Тридцать восемь и пять. Приплыли.

– И? – смотрит хмуро Сергей. – Жаропонижающие есть?

– Только детские, – хриплю я. – И Соню кормить грудью нельзя. Ей смесь нужно навести.

– Как?

– Я сама встану, – пытаюсь подняться, но Сергей укладывает меня обратно.

– Нет, лежи. Просто объясни, что нужно делать.

Я рассказываю сбивчиво, где взять бутылочку, воду, смесь. Соня начинает плакать.

– Иди ко мне, доча, – подхватывает её Сергей снова на руки. – Пойдём, раздобудем тебе еды.

Вижу, как он уже почти уверенно с ней обращается. Идёт на кухню, гремит там посудой, что-то приговаривает Сонечке.

– Сколько ложек смеси? – кричит он из кухни. – Пять?

– Да.

Невольно улыбаюсь. Это сейчас так по-домашнему, так просто и правильно. Как здорово могло бы всё быть, если бы не…

Нет-нет-нет. Я не хочу прощать его. Нет. Вспоминаю, то видео и внутри снова всё сковывает льдом.

“Я не хотел ту женщину, она мне была бесконечно противна”.

Это что-то меняет? Я не знаю. Я подумаю об этом позже. А сейчас…

– Лиза, вот сироп, – входит Сергей в спальню со стаканом. – Он детский, поэтому я налил тебе всё, что оставалось в пузырьке. Пей. А утром я схожу в аптеку.

– Утром ты обещал уйти, – тихо напоминаю.

– И бросить тебя больную? – возмущённо выгибает он бровь.

– Похоже, ты рад, что я заболела?

– Не мели ерунду, Лиз.

Уходит, возвращается с Соней на руках, она сосёт бутылочку. Присаживается на кровать. Я выпиваю сироп, прикрываю глаза. Состояние и правда ужасное.

– Можно мне чаю, – прошу жалобно. – Горло болит.

– Одну минуту, моя королева, – усмехается Сергей. – Вот, только уложу принцессу и займусь тобой.

Соня засыпает в кроватке, я пью горячий чай с мёдом. Сергей смотрит на меня тепло.

– Спасибо тебе, – шепчу я. – Но это по-прежнему ничего не меняет. Сейчас у меня спадёт температура, и я хочу, чтобы ты ушёл, – не сдаюсь я.

– Упрямая ты, Лиза, – улыбается он грустно. – Но пусть будет так. Я люблю тебя и подожду, когда ты перестанешь слушать свою гордость, а послушаешь сердце…

Глава 24.

Просыпаюсь я поздно. Понимаю это, когда уже встаю, выглядываю в окно. Сонечки нет в комнате, и в квартире подозрительно тихо.

Быстро понимаю, что я одна. Ни дочки, ни Сергея нет. Но беспокойство меня не посещает. Почему?

Не хочется признаваться, но похоже, я начинаю снова доверять Сергею. По крайней мере, в части того, что касается ребёнка.

Иду на кухню, потому что очень хочу пить. С удивлением замечаю на плите кастрюлю с куриным бульоном, а на столе лежит свежий хлеб и … записка.

Написано знакомым торопливым почерком: “Принцесса потребовала прогулку. Она мне всё показала, рассказала. Очень настойчивая кроха. Я не знал, как ей отказать. Мы скоро будем”. В конце нарисовано кривое, но очень милое сердечко.