Алексей с Сергеем решили не бриться в течение 40 дней в знак скорби. Они впервые так близко столкнулись со смертью, потеряв любимого человека и не знали, как справиться с этой болью. Тот, кто не терял близких, просто не знает, что происходит в этот момент в душе человека. Люди, порой, философски произносят: «Время лечит» и делают при этом глубокомысленное лицо. В этот момент эти их слова не воспринимаются! И вообще не хочется, чтобы тебя успокаивали и говорили дежурные слова.

Человек должен справиться с этим сам. И поможет в этом, действительно, только время. Ну, а уж сколько времени понадобится, чтобы человек смирился и научился жить без другого, в каждом случае индивидуально.

Через месяц Алексей получил письмо от Егора. Он описывал там свои армейские будни, а в конце спросил:

— А ты не знаешь, как у Гали дела? Куда-то пропала неожиданно. Каждую неделю писала. А тут почти месяц ничего. Замуж не вышла?

Алексей покрылся испариной, прочитав это. Видимо письмо от Нины Ивановны еще не дошло, и Егор мучается и теряется в догадках…

А еще через неделю от Егора пришло еще одно письмо. В нем он рассказывал, что получил письмо от Нины Ивановны с ужасным известием. И ему это пришлось читать в присутствии командира. Он возмутился, что его, взрослого мужчину, уровняли с какой-то впечатлительной гимназисткой. Он не хотел это горе переживать на людях. «Видимо опасались, что я застрелюсь. А откуда у меня оружие? Я играю на трубе в оркестре». Письмо заканчивалось на пронзительной ноте:

— Алексей. Да неужели это правда, что нашей Гали больше нет???

Алексей понимал, что Егору всех трудней. Галя была им другом, но Егору она была любимой девушкой, с которой он мысленно связывал свою судьбу. Жизнь для него неожиданно остановилась. И надо было найти какой-то дальнейший смысл, чтобы стрелки часов его жизни вновь пошли вперед.

* * *

Нина Ивановна словно превратилась в робота. Делала все на автомате. Конец лета, отпуск подходил к концу, и она взяла еще неделю без содержания. На работу идти пока не могла. Она ждала, когда пройдет 40 дней. На 41 день она облегченно вздохнула и достала из тайника семейную реликвию — дедушкин наградной пистолет. Когда-то он получил его из рук самого Буденного! Семья бережно хранила реликвию, не считая его за оружие. Да из него и не стреляли с тех самых пор. Нина Ивановна не знала, есть там патроны или нет. Стрелять она не собиралась. Очень хотелось до смерти напугать эту похотливую тварь. Она положила пистолет в сумочку, собралась и отправилась в редакцию. Ее очень приветливо встретили. Ей тяжело было видеть сочувствующие взгляды, но она, сохраняя полное спокойствие, сказала:

— Мне бы хотелось встретиться с вашим руководителем. Он на месте?

— Да-да, он как раз один.

Нина Ивановна загадочно улыбнулась и, без стука открыв дверь кабинета, вошла.

— Вы по какому вопросу? — недовольно спросил мужчина, увидев зашедшую в кабинет немолодую женщину.

Женщина прошла молча к его столу и сказала:

— Я мама Гали.

Он поменялся в лице, но быстро справился с собой, изобразив скорбь:

— Какое горе! Какая ранняя смерть! Это очень-очень печально!

— А вы ничего не хотите мне рассказать? — спросила Нина Ивановна и почувствовала, как в ней закипает негодование.

— Ну что тут рассказывать? Галя была очень способной девочкой. Мне жаль, но мы с ней очень мало поработали вместе.

— Но это не помешало тебе, тварь, поглумиться над ней! — зловеще сказала женщина и, быстро достав пистолет и направив его на этого упыря, она добавила:

— Молись, гад, у тебя есть две минуты.

Мужчина побледнел как смерть и соскользнул со стула вниз, на колени. Он испугался не на шутку. У него не было даже мысли сопротивляться. Он был уверен, что женщина выстрелит. Нина Ивановна тоже хотела, чтобы в пистолете был хоть один патрон. Вид этого холеного, влюбленного в себя морального урода, вызвал у нее жгучую ненависть. Она безжалостно нажала на курок, но… выстрела не последовало. Только щелчок. Мужчина закрыл лицо руками, вздрогнул всем телом и под ним расплылась лужа.

— Живи, мразь. Сегодня тебе повезло. Но уверена, что ты своей смертью не умрешь. Ходи и бойся! — тихо, но зловеще сказала она. Развернулась, убрала пистолет в сумочку и вышла из кабинета. Попрощавшись со всеми, она пошла домой. На душе стало спокойней. «Ну вот, моя девочка! Я наказала его за его мерзость, и он теперь будет жить и бояться. Но горько, что тебя уже не вернуть!» На глаза опять навернулись слезы. Их невозможно выплакать…

Через некоторое время в кабинет редактора зашла секретарша и увидела шефа под столом, лежавшего в собственной луже, бездыханного. Она, от ужаса, закричала на весь кабинет. Сотрудники один за другим прибежали на крик и, увидев такую картину, вызвали скорую. Скорая констатировала смерть. Признаков насильственной смерти не обнаружили. Причину должно было показать вскрытие. Но, судя по признакам, он испытал сильное потрясение. И это был скорее всего разрыв сердца. Приехала милиция. Стала опрашивать сотрудников.

— Что произошло? Кто видел его последним? Кто заходил к нему? С кем говорил?

Ни один из сотрудников не сказал, что приходила Нина Ивановна. Вот так все решили. Не договариваясь…Вот такое журналистское братство… Видимо все смутно догадывались, что с их Галей как-то очень некрасиво поступил главный редактор. Несколько человек знали, что он назначил ей встречу в конце рабочего дня, после которой она свела счеты с жизнью. И мать совершила акт возмездия. Все посчитали, что она имела на это право, и он заслужил такую постыдную смерть.

Через день Нина Ивановна прочитала в газете некролог о скоропостижной смерти главного редактора и негромко проговорила:

— Вот оказывается, какой ты нежный… Ну что ж, собаке — собачья смерть.

А потом подумала, что сотрудники обязательно расскажут, что она была в его кабинете. И ее арестуют. И посадят. Она вздохнула, но сожаления о содеянном не было. Должен же был он ответить за свою мерзость?

Она спрятала пистолет в тайник, хотя понимала, что если будут искать, то все перевернут и найдут.