– Что я должна сделать?

– Ничего. Спать ложись.

– Хорошо, – я встала, подобрала с пола свою ночную сорочку, думая о том, что напоминать о чтении на ночь книги про енота будет, пожалуй, неуместно. Взяла сорочку в руку и пошла к себе.

Спать желания не было, я продолжила с того момента, на котором Алан меня прервал своим появлением – надела новую сорочку и тёплый халат, взяла книгу, заварила чай, пошла на террасу читать и смотреть на город, но на этот раз на восточную, для разнообразия. Там было существенно прохладнее, зато город по ту сторону реки сиял и переливался огоньками, я рассматривала его, магически усилив зрение, убеждаясь, что там уже достаточно много автомобилей, хотя лошадей всё-таки больше. Села на кожаный диван за стеклянным столиком и открыла книгу, на какое-то время погрузившись в переживания героев и оставив за скобками свои собственные, хотя их и не было.

Когда я допила, дочитала и вернулась, на моей кровати лежал Алан. Я включила свет, увидела его, прикрывающего рукой глаза, и сразу же выключила. Дошла до стола, положила книгу, села на стул боком, чтобы видеть кровать, стала молча ждать следующего акта. Алан сел, откинул одеяло и шёпотом пригласил меня в мою кровать:

– Ложись.

– Опять передумал?

– Поговорить хочу.

Я сняла халат и легла, Алан нащупал мою ладонь, сжал в своей и шёпотом сказал:

– Расскажи мне, что тебе не нравится? Кровать? Свет, поза, я не знаю, что угодно... Расскажи. И сними щиты, ради всех богов, хотя бы в постели.

Я медленно глубоко вдохнула, пытаясь решить, как ему это объяснить, одновременно соблюдя все правила постельной дипломатии.

– Сними щиты.

– Хорошо.

Я сняла, всё равно скрывать было нечего – внутри меня была бескрайняя бессмысленная чернота, там нечего было стыдиться. Алан погладил мою ладонь и сказал:

– Я вижу, что тебе некомфортно, я не понимаю, почему. Это не нормально.

Я решила промолчать о том, что совать что-то внутрь тела – очевидно и несомненно ужасная идея, от которой комфортно не может быть в принципе, и сказала другое:

– А почему это должно мне нравиться? Это для тебя делается.

Он усмехнулся и промолчал, я подождала ответа, не дождалась и добавила:

– Если ты раньше общался только... с девушками определённых вкусов, возможно, ты с таким не сталкивался, это в статистике называется систематической ошибкой выжившего. Это получается в случае, когда ты учитываешь данные только по какой-то группе объектов, и не учитываешь данные, которые просто не можешь получить по объективным причинам, и из-за этого искажается картина. Девушки, которые не получают от секса удовольствия, просто не искали с тобой встречи, и поэтому не попали в твою статистику. Твоя сила инкуба на меня не действует, с таким ты тоже вряд ли сталкивался. Или сталкивался?

Он молчал и продолжал сжимать мою руку, я погладила его руку второй рукой и сказала:

– Алан, я сделаю то, что ты захочешь, как только ты мне объяснишь, чего ты хочешь.

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо и приятно, это вообще единственная причина всего, и я не понимаю, что вообще происходит. Поэтому я прихожу и задаю этот вопрос тебе.

– Если ты, со своим огромным опытом, ничего не понимаешь, то каким образом я что-то пойму, с моим полным отсутствием опыта?

Он мрачно вздохнул и промолчал, лёг по-другому, придвинулся ближе и сказал усталым шёпотом:

– Давай просто полежим вот так, иди сюда, ложись как я, – он развернул меня на бок к себе спиной, обнял, прижимаясь всем телом, и надолго замолчал. Я уже решила, что он уснул, хотя проверить не могла – он всё ещё защищал свою ауру от меня, каким-то неизвестным мне способом. Это работало странно – я пыталась проверить его состояние, а потом понимала, что смотрю в другую сторону и думаю о другом, и не могла вспомнить, как это получилось. Пару раз поймав себя в этом одураченном состоянии, я перестала пытаться, не хочет – не надо, его право.

Незаметно выбраться из объятий Алана теперь не получилось бы, поэтому я решила попробовать уснуть, всё равно он во сне постоянно менял положение, и когда я проснусь, он уже будет лежать по-другому, и я смогу уйти незаметно. И как только я начала засыпать, Алан начал целовать мою шею.

Сквозь сон это ощущалось неприятно, и я в очередной раз чувствовала себя наивной дурой, которой соврали, а она поверила и расслабилась. Алан перестал целовать меня и шёпотом спросил:

– Что такое?

– Ты же сказал, что мы «просто полежим»?

– Сказал, да. Мы и лежим, – он опять начал целовать мою шею, я опять спросила:

– Тогда зачем ты это делаешь?

– Просто так.

– Я тебя не понимаю.

– Для удовольствия, принцесса, для чего ещё люди целуются?

– Понятия не имею, для чего целуются люди, но я от этого сейчас удовольствия не получаю. И ты не получаешь. Следовательно, это не работает.

Он мрачно вздохнул и оставил попытки изображать легкомысленность, спросил устало и раздражённо: