Брагоньер невольно вспомнил себя в шестнадцать лет. Учеба и еще раз учеба, чтобы через год занять хорошее место, а не девочки из дома увеселений. Впервые соэр побывал там, уже заступив на службу и справив совершеннолетие. Других женщин до той поры, да и после не заводил, а вот покойный успешно распрощался с девственностью еще в частном пансионе и с тех пор активно пополнял багаж знаний. Не иначе, насмотрелся на отца. По мнению соэра, лучше бы виконт обратил взор на храм Сораты, может, там его научили бы нравственности.

Эмма с благоговейным ужасом взирала на следователя в маске, с ног до головы закутанного в плащ. Она видела лишь его руки. Брагоньер благоразумно перевернул перстни, и девушка не могла узнать фамилии человека, который вел допрос. Пусть и дальше полагает, будто с ней беседует господин Ульман, если вдруг Эмма пожелает узнать имя владельца кабинета. Обыватели обычно не интересовались, кто есть кто в Следственном управлении, поэтому даже табличка на дверях с обозначением должности помогала сохранять правосудие безликим, как и предписывал закон.

Брагоньер махнул рукой, и Эмму усадили на стул.

— Свободны! – отчеканил голос под маской.

Не вспомнила. Немудрено: страх парализует разум, да и соэр при допросах избавлялся от эмоций, характерных интонаций, слов – всего того, что могло бы выдать его имя. Многолетняя привычка.

— Итак, — Брагоньер очинил перо и пододвинул листы будущего протокола с гербом Следственного управления Сатии, — начнем. Имя, фамилия, род занятий.

— Господин соэр… — Эмма поднялась в просительном порыве, но тут же осела обратно, не найдя во взгляде следователя поддержки.

Странные у него глаза, не поймешь, какого цвета. И выражение отсутствующее, словно ему нет никакого дела до происходящего. Хоть бы интерес проявил или раздражение со скуки!

— Имя, фамилия, род занятий, — спокойно повторил Брагоньер. Голос звучал ровно, монотонно. – Предупреждаю, дача ложных показаний и отказ сотрудничать со следствием караются тюремным заключением и иными мерами воздействия.

При упоминании "иных мер" госпожа Донарт побледнела. Значит, ей рассказали о пытках.

Допрос сдвинулся с мертвой точки. Задержанная назвалась и призналась, что является девицей легкого поведения. Прежде работала в элитном борделе, последние четыре месяца на содержании виконта Ройса ли Трувеля.

Он купил ей домик, выправил новые документы и регулярно навещал для определенных целей. Судя по рассказу Эммы, они познакомились на дне рождения одного из друзей покойного. Госпожу Донарт часто приглашали на подобные мероприятия в качестве очаровательной спутницы. Иногда требовалось оказать интимные услуги, иногда просто спасти мужчину в безвыходной ситуации, когда нельзя прийти одному. За время работы в "Золотой лилии" – отчего-то дома терпимости любили давать цветочные названия – Эмма научилась хорошим манерам, прекрасно танцевала, музицировала, могла поддержать разговор, а не только задрать юбки. С последним тоже, по ее словам, все обстояло "на высшем уровне": она владела разными техниками и умела перебороть любую стеснительность.

Однако работать на других Эмме надоело, она выкупила себя и подалась в куртизанки. Жила сначала с богатым торговцем, затем сменила его на банкира, в компании которого и пришла на памятный день рождения. Юноша тут же загорелся, влюбился и перекупил девушку. Эмму не смущала разница в возрасте: в таких вопросах важнее деньги. Тут она не прогадала, ли Трувель платил щедро, ввел в высший свет – словом, поднял жизнь госпожи Донарт на новый уровень. Куда там "Золотой лилии"! Увы, Эмма любила кутить и пристрастилась к кокаину, поэтому и явилась на бал с подделкой на шее: оригинал ожерелья пришлось продать, а расстраивать виконта не хотелось.

Брагоньер слушал госпожу Донарт с брезгливой гримасой. Мог себе позволить: под маской не видно. Шестнадцатилетний мальчишка, купивший любовницу, а до этого посетивший половину борделей Сатии не вызывал сочувствия. Однако преступление есть преступление, и если даже жертва глубоко противна, нужно поймать убийцу. К тому же гибель аристократа – дело особое, его надлежит расследовать с особой тщательностью. Дворянство может страдать какими угодно пороками, но для прочих сословий неприкосновенно.

— Итак, по вашим словам, убитый вел разгульный образ жизни. – Перо скрипело по бумаге. – В чем именно это выражалось? Были ли у него любовницы о вас или женщины, которые рассчитывали ими стать?

Убийство на бытовой почве – вещь распространенная. Вдруг кто-то метил на место Эммы, а потом решил отомстить вероломному повесе, подставив соперницу?

— Ну… — Эмма задумалась и поднесла палец ко рту. – Ройс, простите, — тут же исправилась она, — благородный сеньор любил выпить. Женщин тоже. Они у него с пятнадцати лет.