— Останься со мной, пожалуйста! – тихо попросила гоэта, когда муж взялся за ручку двери.

— Мать? – Брагоньер озвучил одну из причин ее нервного срыва. – Что она опять наговорила?

— Ничего нового. – Эллина рисовала босыми пальцами узоры на ковре.

Отношения со свекровью не складывались, неоспоримый факт. Муж не считал нужным вмешиваться, соблюдал нейтралитет, хотя пару раз одернул мать. В остальных случаях Эллине приходилось справляться самой. Брагоньер предупреждал. "А ведь мог бы, — иногда в минуты досады думала гоэта, — один раз сказать, и леди ли Брагоньер-старшая навсегда оставила ее в покое. Слово сына для нее закон, Ольер глава семьи, мужчина, тут все строго. Но он уважает мать и не желает портить с ней отношения. Скорей бы она вернулась в Калеот!"

Свекровь нагрянула из столицы всего неделю назад, но уже успела отравить жизнь Эллины. Будто мало наставлений в письмах и того жуткого издевательства, которое по ошибке назвали подготовкой к свадьбе! Зато гоэта теперь умела фальшиво улыбаться, не падать в обморок после многочасового стояния на каблуках и носить на шее драгоценности стоимостью с особняк.

— Она скоро уедет. – Брагоньер вернулся и встал рядом с женой. – Ты могла бы с ней ужиться, но не желаешь. Немного почтения и уважения, Эллина, она моя мать.

— Помню! – Гоэта состроила кислую мину. – Только пока она здесь, детей у нас точно не будет. Я не могу, Ольер! – уткнувшись в его плечо, скороговоркой зашептала Эллина. – Каждое утро начинается с немого вопроса. Она подробно расспрашивает горничных, лично проверяет белье, вчера не постеснялась спросить, когда у меня месячные. Я с ума сойду, Ольер!

— Выпей воды. Ты слишком импульсивна. Естественно спрашивать о подобных вещах, не находишь? – Во взгляде читалось: "Давно пора!" – А все твои отношения с темными, — жестоко нанес удар супруг. – Думаешь, не знаю об аборте? – Лицо его скривилось. Брагоньер даже не пытался скрыть неприязни. – Еще во время истории Гланера Ашерина доложили. Помнится, тебя осматривал врач на предмет, скажем так, последствий изнасилования. Но я женился, Эллина, а теперь пожинаю плоды. Немудрено, что у нас нет детей.

Гоэте казалось, будто на нее вылили ведро помоев. Она отстранилась от мужа и заглянула ему в лицо. Пусть освещения не хватало, но самое главное Эллина разглядела. Ни толики сочувствия, одно осуждение. Плотно сжатые губы, абсолютно холодные глаза.

— То есть родить от темного мага лучше? – хрипло – отчего-то вдруг стало трудно говорить – спросила Эллина. – Чтобы по твоему приказу меня потом бросили в тюрьму, а то и казнили?

Некогда, еще совсем юной выпускницей училища, гоэта работал с темным магом – Малисом. Власти тогда пошли на беспрецедентный шаг: заключили временное перемирие с теми, кого планомерно уничтожали. Увы, не без причины. Эллина не понаслышке знала о психологии темных. Она целиком и полностью зависела от баланса энергии. Если смерти в крови становилось больше, темные маги начинали убивать, у них случалось помутнение рассудка. Вернуть баланс в норму могла постель, и Эллина стала тем самым средством спасения для Малиса, он же для нее – первым мужчиной и первой любовью. Возможно, из этих отношений вышло бы нечто большее, темный маг даже теперь тепло относился к гоэте – редкость для ему подобным, — но кровавые ритуалы все перечеркнули. Эллина сбежала, узнала о беременности и с большим трудом избавилась от ребенка. Аборты в Тордехеше строжайше запрещены, мало кто рисковал свободой или жизнью. Разумеется, стоило решение проблемы материнства соответственно.

— Тебе надлежало проявить большую разборчивость в связях и думать о последствиях, — припечатал Брагоньер, пропустив обвинение мимо ушей. – Методы предохранения давно разработаны, "мешочки" продаются открыто. Если ты считала себя достаточно взрослой для отношений, обязана была знать.

Эллина отошла к окну, отодвинула тяжелые портьеры и прижалась лбом к стеклу. Значит, поддержки ждать не от куда, муж тоже считал, именно она виновата в бездетности.

— Но у тебя нет детей, откуда ты знаешь?.. – Гоэта не договорила, сообразив, каким скандалом обернется вопрос.

— Хорошо, — неожиданно спокойно отреагировал Брагоньер, — я проверю. А теперь давай определимся, — он украдкой бросил взгляд на часы, — ты собираешься плакать или спать?

Вместо ответа Эллина отлепилась от окна и скинула пеньюар. Поднимать не стала, пусть валяется. Сама же побрела к кровати и устроилась на самом краю с видом побитой собаки. Гоэта с облегчением вздохнула, когда муж начал раздеваться. Она откинулась на спину и едва заметно улыбнулась, когда свет погас, а матрас чуть скрипнул, прогнувшись под тяжестью мужчины. Улыбка стала шире, когда пальцы Брагоньера коснулись ее щеки в скупой ласке. Эллина подползла к нему, обвила ногами и уснула.

На подкорке сознания мелькнуло: "Летом я рожу сына".

Эллина с улыбкой, больше походившей на оскал, разливала чай. Свекровь наблюдала за каждым движением, готовая в любой момент сказать очередную колкость. Леди Брагоньер-старшая делала это с изяществом, присущим особам высшего света. Аристократы, казалось, впитывали с молоком матери умение оскорбить человека и избежать наказания. Женщины по всем статьям превзошли мужчин, а если объект насмешек ниже по происхождению, они и вовсе сбрасывали маски, щедро потчуя ядом.

Гоэте хотелось соврать, будто она беременна, и посмотреть, как вытянется лицо свекрови. Та вышла к завтраку величавая, как королева, не в домашнем платье, как Эллина. Создавалось впечатление, будто леди Брагоньер-старшая даже внешним видом старалась унизить невестку. Гоэта стойко держалась.

От улыбки уже сводило мышцы.

Как бы Эллине хотелось стукнуть чашкой о стол, но вместо этого она приторно интересовалась, покрепче или послабже любит свекровь.

Вот зачем гоэта вышла замуж? Высший свет ей претил, Анабель могла сколько угодно таскать ее на приемы, но любовь к графам и баронессам не привила. Хорошо, Брагоньер нелюбитель светских развлечений, однако они регулярно бывали на музыкальных вечерах, посещали театр и минимум балов – словом, отбывали аристократическую повинность.