Министр не ответил и повёл гостя в свой кабинет. По дороге отмахнулся от дворецкого с подносом писем и велел не беспокоить.

– И да, - прищёлкнул пальцами герцог, поморщившись, и указал на спутника, - отвечайте на все его вопросы и открывайте все двери. Чай, кофе, вино, коньяк - что пожелает.

Брагоньер отметил пренебрежительность тона, но промолчал. Он понимал, это месть за попытку манипулировать собой. Того, чего хотел, соэр добился, а отношение министра его не волновало. Брагоньер доподлинно знал, на карьере данный инцидент не отразится, более того, авторитет соэра наоборот поднялся в глазах министра. Арлан ли Сомераш фактически извинился и подчинился, хотя соэр балансировал на грани.

Кабинет герцога полностью соответствовал его статусу: всё основательно, дорого и составляет единый ансамбль. Но опытный глаз подметил, за порядком следит прислуга, а вовсе не хозяин. Герцог бывал в Трие наездами, и комната не хранила следов никаких пристрастий владельца. Даже у педантичного Брагоньера нашлась пара специфичных вещей, вроде очинённых потёртых карандашей, стопки писчей бумаги, год за годом покупаемой в одной и той же лавке, пары безделушек, подаренных подчинёнными, любимой фляжки с коньяком и прочего. Тут же - мёртвая комната, будто гостиница.

Герцог сел в кресло, предложив гостю занять место напротив. Брагоньер походя отметил: телячья кожа тончайшей выделки, красное дерево. Дорого и привычно. Эллина бы стеснялась, соэр же привык к пышным интерьерам, и сам сидел в похожем кресле. Покойный баронет, отец Брагоньера, оставил ему кабинет в лучших традициях тордехешской аристократии, хотя сам соэр предпочитал бук и тис.

Рука министра выудила лист гербовой бумаги высшего качества. Обмакнув перо в чернильницу, даже не проверив, есть в ней чернила, герцог ровным почерком, совсем не вязавшимся с образом безутешного родителя, вывел обязательство о неразглашении.

– Вот, ознакомьтесь, - министр промокнул лист и протянул Брагоньеру.
– Всё стандартно, но вдруг.

Соэр внимательно ознакомился с бумагой, внёс пару мелких исправлений и подписал окончательный вариант. Отныне Брагоньер обязался хранить в тайне 'скелеты' дома Сомераш, но ровно до тех пор, пока они не становились уликами в деле. Тогда соэр получал право обнародовать их в суде с устного согласия герцога.

– Итак, когда все формальности улажены, я хочу услышать правду.

Брагоньер откинулся на спинку кресла, буравя взглядом собеседника. Министр ответил едва заметной усмешкой и таким же тяжёлым взглядом.

– Напоминаю, ваша светлость, сейчас я инквизитор, а нам положено копаться в грязном белье. Это не доставляет мне удовольствия, я не желаю вас унизить, - мягко пояснил соэр, сознавая, с кем разговаривает.

– Спрашивайте, - глухо ответил герцог, зеркально повторив позу собеседника.

– Итак, вопрос первый. Каково ваше отношение к дочери? Со мной как с врачом, ваша светлость, осуждать не стану.

Глаза министра гневно сверкнули, кулак смял черновик соглашения.

– Ещё слово, и вы покинете мой дом раз и навсегда, - сквозь зубы процедил он.

– Не каждый пожелает видеть на любовнице одежду и туфли дочери, это наводит на определённые мысли.

– Я ей отец!
– прорычал герцог и, сделав пару судорожных глубоких вздохов, заставил себя надеть прежнюю маску спокойствия.
– Я не испытывал плотского влечения к Натэлле. Вещи Дениза брала не ради меня: она любила покрасоваться, изобразить леди. Иногда изображала и в постели. Да, немного...
– он замолчал, подбирая слова, - непристойно позволять горничной в вещах дочери ложиться в вашу постель, но оставим это на моей совести. О Натэлле я в эти минуты не думал, вещи дочери оставались чистыми. Вы понимаете, о чём я.

Брагоньер кивнул. Значит, всё-таки любовные игры. Кто бы мог подумать, что министр любит маскарад в постели?

– Как долго длилась ваша связь с горничной?

– Конкретно с этой?
– герцог задумался.
– Полгода, кажется. Дениза меня полностью устраивала. И полежать, и поговорить, и желания исполнить.

– Какие именно желания?
– ухватился за неосторожно сказанные слова Брагоньер.

– Разные, - туманно ответил министр и перевёл взгляд на портрет его величества над столом.
– Это к делу не относится.

– Вы любили её связывать, шлёпать? Особенные позы, ласки, сношение через задний проход?
– безжалостно продолжил допрос Брагоньер.

– Благородный сеньор!
– нахмурился герцог.
– Вы бы сами ответили?

– Если бы речь шла об убийстве, похищении и заговоре, да. Итак?

Министр встал и резким движением распахнул дверь, будто желал застать шпиона на месте преступления. Убедившись, что их никто не подслушивает, герцог повернул ключ в замке и остановился напротив Брагоньера.