Шрифт:
Флаф-флаф — его крылья хлопают, словно паруса на ветру.
«Пик-квик!»
Его боевой клич, пронзительный, как сирена, летит прямо в усы Чемпиону.
Кот в ужасе отпрыгивает.
Пик-Квик повторяет прием.
«Пик-квик!»
Побежденный Чемпион несется прочь и взлетает на сливовое дерево с такой скоростью, будто за ним гонятся все кайры семи островов.
Дедушка ликует. Он не очень-то жалует кошек.
— Все, Чемпион больше сюда носа не покажет.
Дедушка больше привык к морю, чем к земле, и поэтому все морское для него важнее сухопутного. Даже малютка кайренок. А я горжусь своим другом Пик-Квиком — он обратил в бегство противника в десять раз больше себя.
Так Пик-Квик поселился у нас.
Мы играли с ним до самого обеда.
Он всюду следовал за нами, не оставляя ни на секунду.
Мы шли — он шел. Мы бежали — он бежал. Уморительный, как заводная игрушка.
И по-моему, развлекался ничуть не меньше нас.
«Пик-квик… Пик-квик… Пик-квик…»
Иногда он спотыкался о бугорок и терял равновесие, но тут же снова вставал на ноги.
Я порезал ломтиками рыбу триглу, и Пьер с Мари-Франсуазой накормили его. Он и не думал привередничать!
На время обеда я запер его в пристройке, где дедушка хранил свое рыбачье хозяйство: сети, буйреп — это такой канат, к которому привязывают стеклянные поплавки, — растянутый невод, плетенные из ивняка верши для ловли креветок и омаров, да еще банки с краской и старые, уже негодные тросы. В пристройке приятно пахло солью, водорослями и смолой, как будто вместе со снастями, принесенными с «Пенн-дю», дедушка запирал здесь все ароматы моря.
Я подумал, что Пик-Квику будет хорошо среди родных запахов. Когда я выходил, он потерся о мои ноги, что-то тихо попикквикивая. Наверное, благодарил меня на своем языке…
— Я постараюсь, чтобы ты остался у нас насовсем, Пик-Квик, но только не хулигань, а то нам с тобой попадет…
За обедом малыши не переставая говорили о Пик-Квике, особенно Пьер. Дедушка сказал, что Пик-Квик — самая хитрая кайра на свете, раз ему удалось подружиться с людьми.
— В море ему пришлось бы попотеть, чтобы что-нибудь выловить, а тут все на блюдечке подносят… Тоже мне паша!
Мама подняла глаза.
— Не учите детей лентяйничать, Гильом Танги. Все должны трудиться, даже кайры.
Я ничего не сказал, потому что за столом дети не должны влезать в разговор взрослых, но в глубине души я скорее был согласен с дедушкой.
Пик-Квик сумел постоять за себя… Он показал себя мужественным и сообразительным — спасся от гнева больших кайр и проучил Чемпиона, пожирателя воробьев.
Это не так уж мало. И потом, ведь Пик-Квик мой друг…
На следующее утро я пошел в школу. Ребята уже знали, что я подобрал на островах птенца кайры, и только об этом и говорили. Как сказал бы дедушка, прачечное радио работало на всю катушку. В его времена все деревенские новости — и правду, и выдумки — разносили прачки, про которых недаром говорят, что они болтливы, как сороки. Целый день они били вальками и мололи языком.
— Говорят, ты его удочкой на палтуса поймал?
— А мамаша Ле Коз болтает везде, что морская птица в доме приносит несчастье.
— Скажи, Льомик, а ты не стащил своего пингвина на Рузике?
Ненавижу вранье, сплетни и вообще всякое свинство. Я рассказал, как все было на самом деле. Так что хватит.
— Мы, Танги, не разорители гнезд. А кто станет всякую ерунду болтать, будет иметь дело с моим дедом Гильомом Танги. И точка.
Потом все стали рассказывать истории о морских птицах — кого можно приручить, а кого нельзя.
Лойк Кадью вырастил птенца чайки, но тот исчез через полгода.
— Твой Пик-Квик рано или поздно удерет. У этих дикарей никакой благодарности нет, даже за еду. Как только они смогут сами прокормиться, поминай как звали! И уже навсегда.
Пьеро Кере, сын автомеханика, сказал, что его дядя выдрессировал баклана для рыбной ловли. Тут все недоверчиво загудели, а он сказал:
— Провалиться мне, если я вру. Дядя привязывал баклана к буйрепу, надевал ему на шею кольцо и отпускал в воду. Когда баклан хватал рыбу, дядя тянул за канат, кольцо сжимало баклану горло, и он не мог эту рыбу проглотить. Тогда дядя ее подбирал. Пьеро — всем известный врунишка, но это уж было чересчур.
Тити Массон здорово его поддел:
— Ну ты даешь, Пьеро! Это же китайцы придумали. Я сам по телевизору видел месяца три-четыре назад, да и ты тоже…
Пьеро замолчал, но покраснел как рак.
А Франсуа Козанне, как всегда, уперся:
— Будь уверен, месяца через два твой кайренок сдохнет. В одно прекрасное утро он околеет, и придется тебе копать могилку.
— Ну, ты, приятель, — сказал я ему, — повтори-ка еще разок, и я тебе врежу.
Трусишка Козанне спрятался за ребятами.