Джек достал телефон и нажал на кнопку включения.

– Только бы зарядка не села. Включайся, пожалуйста. Да что такое, я сказал, включайся. У тебя нет права не включаться. Сам Квентин должен написать мне. Почему я раньше не проверил почту, как я мог!

Телефон включился. На лицо Джека брызнул синий свет. На экране стены было фоновое медитативное видео – вид порта и уходящего вдаль моря.

– Вот ведь, а? Я же знал, что ты включишься. Интернет бы ловил. Хотя паук связал сети, так что, должно ловить. Спасибо, паук.

Сеть показывала четыре полосы на телефоне.

– Ты ж мой красавчик, паук. Спасибо, дорогой. И глаза у тебя красивые. Прости, что ты мне понравился не сразу. Так, где тут почта?

Джек волновался, что не увидит ответа от Тарантино. Он трепетно коснулся кнопки почты и увидел входящее письмо. Это мог быть спам, но заранее не узнаешь.

За весь день приятнее всего увидеть закат. Эти полминуты. Для рассвета – редко заставишь себя проснуться; полдень утомляет пару часов до и после себя. Но закат – это то, ради чего течёт день. Если закат красивый, тогда и день прошёл не зря. И силуэты душ глядят на горизонт в надежде увидеть краснеющее солнце, чтобы весело сказать на всю деревню: солнце зашло, все домой! Ожидание финала любого этапа – приятная штука, если человек не часто разочаровывался. Джек открыл почту, и ожидание его не подвело. Бедная паучиха испугалась его внезапной радости. Тарантино, сам великий Квентин, ответил ему!

“Дорогой Джек. Спасибо тебе за письмо, которое ты передал мне. И ещё раз хочу сказать в ответ: я тоже люблю тебя. Я очень жду, когда ты полностью завершишь всю историю. Присылай. Клянусь, что сниму фильм только когда ты её допишешь и пришлёшь мне. Ты гений!”

Все наишедевральнейшие аккорды звенели в душе Джека. Как он был счастлив! Знала бы Роза, какие новости Джек мог бы ей рассказать. Она была бы просто в восторге. Джек собрался написать ответ, но не знал, что именно сказать. Он успел лишь начать, как вместо четырёх интернетовских полос в углу экрана осталась лишь одна. Паучиха перестаралась, и тяжести её витиеватых путей не выдержала одна из стен – та, что была целой, и паутинка упала. Она, как терпеливый монах, снова взялась за работу. Джек наблюдал за процессом. Она не торопилась и плела медленно. Прошло три часа. Сеть готова. И паучиха замерла. Джек прикоснулся к ней, но она не подавала признаков жизни. Он спрятал сумку под обломками кирпичей, и тут за дверью послышался шорох. Кто-то вставил ключ в замок и провернул его.

Звуки были неприятны. Шуршания медленные, и ключ не торопился проворачиваться, будто отпирающий дверь наслаждается болью жертвы, ковыряясь в её нервах. Джек даже ловил себя на мысли, что он соскучился по Иосифу. Он хотел бы поведать этому старику о своих успехах и неприятностях, произошедших за минувшую неделю, но быть фиолетовой лампой серому камню – сам засветишься серым. Интересно, как отреагирует старик, когда увидит разрушенную стену и свободного Джека.

Быть жертвой или наглецом? Казаться жертвой хозяину – значит усыпить его бдительность. Это обезоружит врага. Но так можно слиться с ролью, привыкнуть и забыть, что ты только прикидывался жертвой.

Джек сел на пол у разломанной стены. С наглым видом он сложил прямые ноги на клетку.

Давай, покажи, на что ты способен, папаша.

Дверь открылась. Вошёл похудевший Иосиф. Он медленно спустился до середины лестницы, беглым взглядом осмотрел комнату и разрушенную стену, но своего удивления не показал. На другой стене всё так же красовалась заставка с морем, и старик, спустившись до конца, как бы выходил из этого моря сухим, прямо на берег к Джеку, на бетонную плиту. На этом каменном полу вальяжно сидел, считая звенья в руках, его сынок Джек. Иосиф смог сказать ему лишь одно слово:

– Приветик.

Джек сказал в два раза больше:

– Приветик, приветик.

Иосиф слегка развёл руками, огляделся ещё раз, чтобы доказать себе небезосновательность своего удивления, и сказал:

– Интересно получается.

Джек изобразил улыбку. Старик посмотрел на стену с морем, потом на Джека. И добавил:

– Да. Для воды и облаков атмосфера – не предел. Я принёс пиво. Будешь?

Удивительно получается. Вышел добрый дядька из моря вместе с пивом, хотя ожидалось, что придёт тиран с новой идеей для пыток. Это было японское пенное из гипермаркета. Джек спустил ноги с клетки и кивнул на неё, приглашая Иосифа присесть. Старик принял приглашение. Оба пшикнули банками.

– Это, кстати, Японское море, – сказал Иосиф, указав банкой на экран. Если бы ты там побывал, тебе этот порт был бы знаком. Ты случайно не был там?

– Случайно – нет. Специально – не знаю, – Джек следил за Иосифом с таким любопытством, как учёный наблюдает за интереснейшим феноменом.

– А ты был там. И я там был.

Кое-что о Японии Джеку уже было известно.

Они помолчали, послушали безмолвное море. Звук был на минимуме. Джек не знал чего-то важного об этом порте и этом море – они весьма серьёзно связаны с историей его жизни. Иосиф знал старый секрет об этом порте и готов был рассказать, но немного позже. Это было бы опасно для его жизни: с конём, сбросившим упряжку – лучше не шутить и не нападать ни сзади, ни сбоку. Дразнить зверя можно только если он в узде или скован страхом.

Иосиф встал с клетки, приблизился к изображению моря, пока его тень и он сам не слились. Он постоял так, опершись лбом о стену. Видно ему ничего не было, но со стороны казалось, будто он смотрит через море, далеко-далеко. Так и было четверть века назад. Иосиф стоял в этом же месте, но в Японии. Картина повторилась. И скоро он расскажет об этом. Иосиф обернулся к Джеку и посмотрел на него сквозь яркий свет от проектора.

– Этот порт кое о чём умалчивает. За ним есть грешок. И он даже шуметь не может, чтобы исповедаться.