Афанасий головой покачал.

Ответ задорный, но пустой. Впрочем, с собой он его к заводу прихватил на будущий день. Выйдя загодя, чтобы до начала смены дойти до управляющего.

С дядей парня пропустили. Но выделив охранника. Да и то — не сразу. А после уговоров, что де — устраиваться на работу идет сей дельный паренек…

— Ты ведь знаешь — у нас лишних мест нет. — хмуро ответил управляющий.

— Так может еще куда? У Ляксея Петровича разве дела не найдется? Паренек то смышленый. Даже до десяти считать умеет.

— Удивил… ой удивил… — саркастически усмехнулся, ответил управляющий.

— Сам научился. Кому там в глуши его учить то? Так что ежели в школу при заводе пойдет — в миг освоит. Испытай, Прохор Андреич. Смышленый. Ей Богу! — перекрестился Афанасий.

— Как ты тут оказался? — поинтересовался управляющий.

— Так дошел.

— Из-под Твери? Сам?

И парень пустился в подробное описание своих приключений. Рассказывая детально и без украшательств весь свой путь. Буквально по дням.

В целом — уныло.

Даже скучно.

Однако управляющий обратил внимание на внимательность и память. Этот паренек сумел запомнить столько всяких деталей и без лишней путаницы их пересказать. Полезное качество. Весьма полезное. Не каждый смог бы также.

— Ладно. Пусть у тебя пока поживет. Недельку. Я попробую что-то узнать.

— Благодарствую! Благодарствую Прохор Андреич! Век обязан буду!

— Ступай. Скоро смена.

— А ежели не найдется места? — тихо спросил Степка.

Управляющий задумался.

Немного пожевал губы и ответил:

— Так отправим самого к царевичу. Он ведь прием ведет. В Воробьевом дворце, что за рекой. Может сможет заинтересовать.

— Так как же?

— А вот так. Он, сказывают, и крестьян, и даже беглых у себя принимает. Сделает что али нет — то не угадаешь. А выслушать выслушает.

— Так может мне прямо сейчас и пойти?

— Иди. — пожал плечами Прохор Андреич. — Охране у дворца скажешь, что я тебя отправил. В малую приемную. Так даже лучше будет…

1701 год, январь, 9. Москва

На улице мела метель.

Ветер. Снег. Даже какой-то вой иногда проскакивал.

Алексей кутался в шубу, поглядывая с опаской за окно кареты. Не из-за звуков, ясное дело. А предвкушая выход из нее. В этот весьма специфический водоворот из замерзшей воды.

Не так, чтобы это было страшно само по себе, сколько в голову лезли мысли об отсутствии лекарств в этой исторической местности. Точнее они были. Но по действию не сильно отличались от заячьего помета, от которого, как известно, мрут, ну а те, кто выживают, те до старости живут…

О том, что вот там, снаружи сиди извозчик и как-то перебирая лапками коней движется отряд лейб-кирасир думать не хотелось. Все-таки это были его люди…

Была бы его воля — носа на улицу не показал.

Но отец приказал.

Впрочем — доехали. Вот она — Сухаревская башня.

Он вышел из кареты — возка, разумеется, на полозьях которого размещался кузовок каретного типа. И направился внутрь, а потом наверх. К Брюсу. Только зачем — не ясно. Лейб-кирасиры и извозчик должны были укрыть лошадей под навесом и разместиться на первом этаже…

Зашел.

Поднялся.

Поглядывая в окна, где крутилась какая-то безумная кутерьма из снега. Отчего ощущения казались какими-то апокалиптическими.

Слуга, что ждал его приезда, шел впереди, забираясь все выше.

Наконец, они остановились у двери. В общем-то самой обычной.

Сопровождающий постучался как-то хитро.

После чего приоткрыл створку, пропуская царевича. И плотно прикрыл.

Небольшое помещение.

Занавески.

Свечи.

Большой стол, окруженный девятью стульями с высокими резными спинками. На нем скатерть с очень подозрительным узором. Во всяком случае символы, изображенные на ней, наводили на дурные мысли.

Два стула стояли свободными.

Остальные занимал сам царь Петр Алексеевич. Его правая рука — Меншиков Александр Данилович. Яков Вилимович Брюс — ученый потомок шотландских королей, обеспечивающий научно-техническое сопровождение задумок царя. Рядом Фарвасон Андрей Данилович — математик, шотландского происхождения, сподвижник Петра и правая рука Брюса. Федор Матвеевич Апраксин — главный из сподвижников Петра в морских делах. Далее рядом сидели князь Михаил Михайлович Старший из рода Голицыных и Борис Петрович Шереметьев. Эти, будучи сподвижниками Петра, занимались армейскими вопросами. И именно их Алексей чаще всего видел в качестве наблюдателей за военными учениями и устроениями после смерти Патрика Гордона.