Шрифт:
Поздний вечер, больница закрыта. Достав телефон, позвонил на ходу в приемный. Узнал дежурную по голосу:
– Рая? Здравствуй. Охрану предупреди? Уже подхожу.
– Понятно, Георгий Зурабович, с приездом! Уже бегу!
Стоял перед дверью в отделение и опять било мелкой дрожью, жало в груди мягкой сильной лапой… Малейшая задержка бесила. Но опомнился, позвонил Нуце:
– Я задержусь… полчаса буквально.
Она молча отключилась. Постоял, глядя в пол…
По отделению почти бежал, протискивая руки в халат, цепляя потом маску... Кивнул дежурной, она говорила ему уже в спину:
– Там новенькая – Света, сиделка…
– Я в курсе – знаю, - открывал он дверь.
Крепкая и высокая - с него ростом, девушка делала Мане массаж. И, услышав звук открывающейся двери, быстро заслонила её собой, а потом набросила простыню, глядя с вопросом.
И Шония широко улыбнулся, сразу почувствовав к ней симпатию и мигом одобрив выбор Андреевны - хорошая девочка, молодец.
– Продолжайте, Света, я подожду у окна, не буду вам мешать, - отвернулся и отошел, привычно уже расслабляясь телом и душой – он дома…
– Я скоро… минут пять осталось, мы уже до сорока дошли, - спокойно доложила Светлана.
– Очень хорошо. Спокойно заканчивайте, - дрогнул голос мужчины. Он стоял отвернувшись, как и обещал и смотрел в темное окно. Качнулся и прислонился лбом к холодному стеклу – о, дело! Так и простоял эти минуты. Ждал. Бежать и спешить больше некуда – будто завод кончился. Или батарейка села. Или просто дошел, наконец…
– Я закончила, Георгий Зурабович. Мне выйти?
– Да, Света, погуляйте, отдохните минут…
– Неважно.
– Да… - садился уже он на стул рядом с Маней.
Жадно смотрел на лицо. Осторожно взяв руку, поцеловал ладонь, перебирая худые тонкие пальцы – все что смел себе позволить. Любовь лилась из него рекой... когда-то он даже думал, что она лечит – ни одного осложнения, когда оперировал с Маней. Тогда тоже… рвалось неконтролируемо, говорилось, изливалось – для неё, на неё. А она не видела, не понимала, не любила… Что оно вообще такое – любовь эта? Зачем?
Что ж так больно-то от неё, Господи?!
Ни надежды, ни просвета! Проклятие какое-то…
– Маш… Манюня, а я примчался уже… соскучился. А ты снова тут… упрямишься. Сколько можно, а? Сил нет уже, Мань… - и заплакал, уткнувшись лицом ей в ладонь.
Света ждала на посту, возле дежурной сестры. Думала, вспоминая выражение лица симпатичного врача, жадный взгляд на эту Машу, лихорадочный блеск глаз. С ума сойти! Значит – правда? Бывает же… Там же смотреть не на что – полутруп по большому счёту. Мощи…
– Он теперь молчит на операциях, знаешь? – вдруг заговорила медсестра. И голос такой… тоже в эту сторону, наверное, думала.
– Совсем молчит? – не поняла Светлана.
– Почему – совсем…? – отвернулась дежурная и занялась какими-то своими делами – рассказывать человеку, как оказалось, несведущему, открывать… как какую-то святую тайну – так чувствовалось! Просто не сочла возможным. Не то, чтобы одобряла Шонию – наоборот, как женщина замужняя… Но было что-то такое в их с Машкой истории. Сказка о любви, в которую хотелось верить, доказательство, что есть она – долгая, настоящая! Или потому и долгая, что не настоящая? Дала бы мужику – и забыл… Но это тогда все так считали. Сейчас происходило что-то совсем уж необъяснимое. Как Нуца это терпит? Она бы не смогла.
Вскоре Шония вызвал Свету и прошел по коридору на выход – спокойно, не спеша, совсем не так, как до этого. Фантастика… вздохнула медсестра. И потянулась к телефону, набрала в быстром доступе:
– Миш… как вы там? Уложил уже, не капризничала…? Да доверяю я! Я просто так, Миш… соскучилась… Да-а? – заулыбалась она, - сильно? Завтра выходной…
Пока Шония дождался такси, еще прошло время. Посматривал на часы и все сильнее мучила совесть, до этого почти потерявшаяся под ворохом более сильных чувств. Теперь попустило и он был в состоянии оглянуться вокруг и видеть другое и других… что-то сказать Нуце.
Сейчас он относился к ней иначе… когда четыре месяца назад узнал, что она знает и знает давно. Схлынуло глухое раздражение и недовольство ею, ушло напряжение в общении. И совсем не стало близости между мужем и женой – между мужчиной и женщиной. Он не хотел её – ни Нуцу, ни кого-то другого. Как тогда – целый год после отказа Маши…
Молодому мужику нужно… не просто хочется, а нужно и ничего с этим не поделать. Но у него стоял заслон в голове – полное неприятие других. Они элементарно не заводили, не нравились.