– Вы должны быть там в черном, Мари, - вырвал меня из размышлений голос Дешама.

– А сколько обычно длится траур? – уловила я его мысль.

– Это неважно, - качнул он головой, - вас представят, как вдову дю Белли. Хотя бы в этом несоответствия не должно быть.

– Да…?
– ясно представила я себя туго затянутой в пышное платье с живописно вываливающейся из декольте грудью и все черное при этом.

– Я найду убедительное оправдание тому, что на балу быть не могу, - приняла я окончательное решение, - ногу сломаю, в конце концов, но позора этого не допущу. Если бы вы меня не пинали под столом, я сразу отказалась бы от такой чести. Слишком много сложностей, мэтр. Я... росла в глуши, поэтому не танцую, не пою, не музицирую, куртуазным речам и игре веером не обучена… да и еще много чему.

– У вас своё – более высокое умение. Начните с этого бала строить свою новую жизнь, Мари, - посоветовал он.

– Я обещаю подумать, Жак, - уже без нервов и пафоса ответила я. Действительно… с любой мыслью нужно переспать, рубить сплеча не стоит.

Следующий день принёс в мою жизнь маленькую радость. И это была музыка… а благодаря ей я получила медбрата в помощь себе и доктору. На примитивной свирели, сделанной из рябиновой ветки, играл совсем молоденький солдатик, как оказалось – конюх. Я шла на чарующие звуки музыки, как те крысы из мульта – один в один… Шла на легкий, воздушный, как бы «порхающий» звук, напоминающий пение птиц, и нашла этого мальчика - перебирающего отверстия на палочке тонкими музыкальными пальцами. Ланс был крупным парнем и несоответствие его возраста призывному не так бросалось в глаза. Этот же был совсем юным, почти мальчишка…

– Дешам, как вы смотрите на то, чтобы самому обучить для себя помощника? – зашла я издалека, - при сложных операциях, ввиду отсутствия хороших расширителей и правильно изогнутых зажимов, нужен не один ассистент. А у мальчишки пальцы хирурга… - ожидаемо вспомнились мне сильные и красивые пальцы Шонии, уверенно манипулирующие инструментом в операционной ране. В голубых перчатках... И я привычно уже прогнала эти воспоминания – просто нельзя…

– Вид крови выдержит не всякий, - сомневался доктор.

– Мы придем к этому постепенно. Сейчас мне нужна помощь по изготовлению перевязочных пакетов. Мальчик справится.

– Вам мало Ланса, Мари? Нужен еще один преданно заглядывающий вам в глаза юнец? – окрысился доктор.

– Ланс выздоровел и уже выписан, а мне нужен помощник, док. В таком режиме я не могу работать – устаю, не высыпаюсь – часто темнеет в глазах и кружится голова… да просто не успеваю! И я скоро уйду, так что помощник останется вам – грамотный и подготовленный, - уговаривала я мужчину.

– Я спрошу командира. Как зовут мальчишку?

– Люк Дадье, мэтр, он конюх. И он согласен.

– Еще бы! Думает, что станет только жрать здесь и отсыпаться, - ворчал Дешам.

– Нет, это я, получив помощника, стану, наконец, жрать и отсыпаться. Если вы не против, мэтр…

Мальчишка был невысоким, гибким и сильным. С темными волнистыми волосами и веселыми карими глазами – настоящий француз, легкий и приятный в общении.

Мы с ним готовили мази и экстракты настоек про запас – на зиму, запечатывая потом воском и пряча кувшины в ледяную воду родника, кипятили и сушили корпию и кисею. Кромсали её по размерам и, вымыв руки до скрипа, шили пакеты, укладывая их потом в тот самый сундук, выстеленный вываренной в щелоке простынёй. Стерильность, конечно, была условной. Но, как подложку под повязку раны, я планировала задействовать свежевываренные в ромашковом настое салфетки. Этот страх - боязнь сепсиса, как основной причины смертности после хирургического вмешательства в эти времена, делал из меня параноика. Это было почти помешательство… тем более, что я и раньше знала о небрежном отношении французов к личной гигиене.

Во времена пандемии привычки могли и должны были поменяться, но общая тенденция! Эти их открытые мужские писсуары посреди улиц и площадей… без возможности вымыть потом руки, сильно удивляли, если честно. Кадры, когда молодой человек, справив нужду прямо на виду у прохожих в отведенный для этого резервуар, как ни в чем ни бывало берет за руку девушку или обнимает её за плечи и чешет дальше… вполне может быть, что и в уличное кафе… Они просто сшибали с ног. Это было даже в наше время, а уж здесь… Люк, как и Ланс мыл руки перед едой добровольно-принудительно, капрал – вполне добровольно, радуясь возможности мне угодить, Дешам – уже привычно… я – с остервенением.

Скоро Люк уже знал названия инструментов, умел правильно подавать их и с замиранием сердца ждал первой нашей общей операции – как и я.

А вечерами по моей просьбе играл на свирели. Я учила его новым мелодиям, напевая «Одинокого пастуха» или вальс Доги. Получалось не совсем то, но все равно - мило и трогательно. Наши посиделки давно уже перестали быть делом частным – рядом или поодаль рассаживалась уйма народу. Не думаю, что целью их было только послушать музыку. И я пользовалась случаем и громко рассказывала о том, как важно часто и особенно перед едой мыть руки… о вреде половых сношений со случайными партнерами… о необходимости каждому военному знать элементарные вещи о мерах экстренной помощи при ранениях – том же пережатии перебитой артерии или грамотном наложении жгута. По возможности демонстрировала методы оказания этой помощи. Объясняла важность стерильности при наложении повязок и обработке ран…

В один из вечеров к нам присоединился и командир с парой офицеров, попросив меня не отвлекаться на них и продолжать… в тот вечер мы говорили о технике спасания и реанимационных мерах при утоплении – мало ли? Я знала, что такой случай здесь был и ничего удивительного – холодная вода горной реки запросто могла вызвать судороги.

– Мадам баронесса… - после окончания лекции встал командир с колоды. Выстроенные в большой квадрат вокруг костра и слегка стесанные сверху, они служили нам сидениями.