Вихревая гильотина…

Тихий свистящий звук техники заглушил все слова Травина и прервался тот в самом конце своей речи. В следующий миг тело его покачнулось и начало заваливаться навзничь, однако еще в падении голова его откатилась прочь, а обезглавленный труп превратился в кровавые ошмётки, которые разлетелись во все стороны и забрызгав своими остатками всю округу, несмотря на все щиты, воздвигнутые убитым.

— Нет… Нет!.. НЕТ!!! — завопил перепугано Неклюдов, вскакивая на ноги, и со стремительной скоростью рванул в сторону выхода. — Я ТАК НЕ ПОГИ…

Сноп игл кровавой молнии Реанора…

Туша убегающего князя, невольно застопорилась от нескольких смертельных ранений и под натиском техники её отшвырнуло в противоположную стену, прямиком через стол.

Вначале одна игла, после вторая… затем пятая… десятая… двадцатая. За пяток мгновений тело превратилось в кровавое решето, что было пришпилено во множестве мест. Голова Неклюдова некоторое время всё еще удерживала некое равновесие, в глазах у того читалось неверие вкупе с ужасом, а затем дёрнувшись последний раз, тот так и повис на стихийных иглах, пока кровь обильными струями стекала по стенке вниз, создавая очередную пугающую картину.

Шестеро князей отправились на тот свет и осталось лишь двое.

— Не знаю из какой дыры ты выполз и где набрался такой храбрости, но твой поганый сын, как и ты сам вместе с Осокиным и Травиным совершили самый страшный грех, — продолжил шептать я, глядя в глаза бледному Васильчикову, губы которого то и дело подрагивали после каждого моего слова, а затем я перевел взор на своего папашу и указал кивком головы на кровавые ошмётки. — Вы вздумали наложить руки на самое ценное. Мне плевать на власть и влияние. Мне плевать на богатство. Мне даже плевать на мою жизнь. Для меня главное, чтобы они были живы и находились безопасности. Но вы вздумали прикоснуться к моим девочкам и детям своими грязными конечностями. К самому драгоценному. Страшнее преступление и не придумать. Знайте одно, — еще тише стал шептать я, подобно змею, поднимаясь на ноги и приближаясь к Васильчикову. — После того, как вы сдохнете, я не только прикончу всю ту шваль, что помогала разрушить вам мою семью, я превращу в ад, а затем обращу в пыль ваши рода. Я поступлю с ними так, как вы хотели поступить с моим родом.

— Князь… князь Лазарев… — вдруг зашептал Васильчиков, гулко сглатывая и судя по его глазам, тот отбросил какие-либо силы для борьбы. — Я каюсь… я виноват… но род… Нет…

Ритм угасания…

Вот только закончить свою речь он не успел, потому как в следующую секунду моя рука коснулась макушки его головы и хватило одного мысленного посыла, чтобы призвать громовое копьё, которое образовалось прямо в теле у жертвы. Тот даже не успел вскрикнуть и лишь тихо простонал, а затем мгновенно оказался пришпилен к потолку тайной комнаты, создавая своим трупом очередную ужасающую картину. Кровь князя быстро скапливалась на древке стихийного орудия, часть её шипела, пенилась и закипала, вторая же половина медленно стекала вниз прямиком на совещательный стол.

— Что касательно тебя, папаша, — отозвался тихо я, глядя в глаза Осокину, который всё еще находился под действием пут. — Я тебя уже предупреждал, чтобы ты ко мне не совался. Я даже спустил на тормоза все твои тёмные делишки и наказал лишь твою сучью жену. Но ты не принял во внимание моих доводов, не принял во внимание моей доброты. Поэтому в том, что случится дальше теперь вини самого себя.

Напоследок тот успел смерить меня ненавистным и холодным взглядом, между делом что-то попытавшись сказать, но все его слова превратились в сдавленное пыхтение, а затем я как ни в чем не бывало попросту прошел мимо него, неторопливо направляясь в сторону выхода.

Воздушные потоки Реанора… Эфир ветра… Дыхание духа шторма…

Буйный шквалистый ветер начал со стремительной скоростью смыкаться на подёргивающейся и беснующейся туше князя.

— Прощай, Осокин, — бросил я ему, не оборачиваясь и касаясь пальцами дверной ручки. — Собаке собачья смерть.

Слух лишь успел уловить очередное сдавление пыхтение, которое моментально преобразилось в сдавленные крики. А затем в мерзкие чавкающие рассекающие звуки, но мне уже не нужно было оборачиваться назад, чтобы лицезреть ужасающую и тошнотворную картину казни, потому как с пяток секунд спустя всё прекратилось, ведь от бывшего главы рода Осокиных теперь не останется даже тела. Лишь куски раздробленной плоти и крови.

— Надеюсь, в следующей жизни вы будете умнее…– шепнул я одними губами на реанорском, подбирая с пола записывающий артефакт и прикрывая за собой двери. — Аре кате ла тийз нор ам эс фэр…

Руслана и Герман уже взялись за поставленный перед ними фронт работ, а к моему уходу вся усадьба уже завершила торжественные празднества и полностью затихла, забывшись целебным сном. За пределами же резиденции Дивеевых я был уже минут десять спустя и остановившись в каком-то неизвестном месте первого кольца я не нашел ничего умнее, как попросту присесть на обочине дороги и опершись спиной на фонарный столб, прикрыл глаза и полностью развеял все барьеры.

Мерзко. До чего же мерзко и паскудно на душе. Кто бы знал, насколько невыносимо и противно.

— Девочки, в каком месте я хороший? — прошептал я вслух. — Ведь даже избавившись от этой падали мне не стало легче. Впервые в жизни мне не стало легче. Впервые в жизни я чувствую себя так, словно окунулся в помои с головой.

— Вы наш добродетель, — тихо прошептала Ниа, успокаивающе поглаживая мня по голове, а секунду спустя к ней присоединилась Ифа с Яни. — Вы не можете быть злым. Для нас вы всегда будете хорошим. Вы спасли нас. Вы помогли нам. Вы защищаете и оберегаете свою семью и других разумных. Но самое важное вы не гордитесь тем, что совершили. Вы неистово желали им смерти, но и в то же время грустите из-за того, что совершили. Для кого-то вы и являетесь злом, но без вас всё стало бы только хуже. Не каждый разумный сумеет взять ответственность за истребление другого зла и по итогу нести своё бремя до самого конца. В этом весь вы. Поверьте нам. Вы делали так всю свою жизнь. Мы это чувствуем лучше других.