Горячие, обжигающие губы подчиняли, увлекали в созданное парнями безумие, навязывая своей правильный ритм. Мой очередной стон утонул в яростном, подавляющем волю поцелуе, когда Демид задвигался, приподняв меня, словно пушинку. И все исчезло, пропало, растворилось просто. Все стало неважным, только жесткие, причиняющие легкую боль толчки, только наши обоюдные стоны и сумасшедшее напряжение, стремившееся вырваться наружу.

Последовала пауза, такая болезненная и ненужная, она заставила меня едва ли не зарыдать. Растрепанная, ошалелая от происходящего, я уставилась на Демида, на его напряженное лицо, на острые скулы с играющими на них желваками и не понимала, почему он остановился.

Двинула бедрами в попытке продолжить, но даже на миллиметр не сдвинулась, сильные мужские ладони до боли стиснули бедра, удерживая меня на месте, не позволяя получить необходимое.

— Еще раз, Лен, еще раз ты произнесешь ту херню, что сказала днем, мы…

— И что вы сделаете? — прошипела в ответ, чувствуя, как испаряется возбуждение, а на смену ему пробуждается кипящая в жилах злость.

— Затрахаем до смерти, — он рыкнул так, что мне тут же расхотелось спорить, а потом… потом и вовсе стало не до споров. Резко прижав меня в себе так сильно, что последние остатки воздуха из легких вышибло, Демид задвигался жестко, быстро, с какой-то бешеной, совершенно невероятной скоростью, насаживая на себя все больше, все сильнее и запредельно глубже.

Он с безумием в голосе шептал что-то ласковое и такое до невозможности пошлое, что я краснела до самых ушей, принимая в себя его злость, его необузданную мощь, и забыв обо всем закричала так громко, забилась в ослепительном оргазме, содрогалась в мучительно-сладких судорогах.

Я четко ощутила, как Демид задрожал подо мной всем телом, а после сделал еще несколько мощных толчков. Парень наконец разделил со мной мое удовольствие.

— А ты громкая, да, малыш? — раздалось с переднего сидения, и меня накрыла вторая за вечер волна глубочайшего стыда.

— Тише, ну чего ты, чего?

— За тобой должок, Ленок.

Я рассмеялась, понимая, как именно с меня этот должок сейчас взымать будут.

И даже не удивилась скорости парней, когда, припарковавшись у дома, они обернули меня во все, что только нашли, прикрыв сверху непонятно откуда взявшимся пледом и понесли в квартиру.

Даня разве что не рычал от предвкушения, я это даже на расстоянии чувствовала, и в когда в квартиру вошли, никто даже церемониться не стал, просто отнесли меня в спальню и бросили на кровать, срывая остатки одежды и пожирая голодными взглядами.

— Без нежностей, Ленок, не заслужила, — произнес Даня и, резко перевернув меня на живот, ставя на четвереньки, грубо шлепнул по голой заднице.

В следующуе секунду я стонала, выгибалась и двигалась на встречу мощным толчкам, наслаждаясь грубостью, и даже не заметила, как на кровати оказался второй брат, со вполне себе ясными намерениями. Мне только удивляться осталось, насколько они вообще ненасытные, и губы покорно разомкнуть, позволяя брать себя одновременно с братом. Принимать его большой и пульсирующий…

Никогда раньше этого не делала, отказывалась, считала мерзким, но не с ними. С ними словно все условности, все границы стерлись, уступая место запретному, плотскому удовольствию. У меня от него глаза закатывались и хотелось молить, просить еще, просить не останавливаться.

Сзади шумно дыша, двигался Данил, руки все сильнее сжимали бедра, и я просто не могла больше, ничего не могла, только отдаваться двум ненасытным парням, позволяя им вообще все, что они только могли взять, и они брали, со всей присущей им ненасытностью брали.

И это было прекрасно, настолько, что я закричала, заплакала от нахлынувших, ранее неизвестных мне ощущений, взорвалась, и разлетелась на сотни мельчайших частиц, а следом расслышала гортанное рычание, и жесткая хватка на бедрах стала еще сильнее, широкая ладонь надавила на затылок, и парни пришли к финишу практически одновременно, окончательно меня уничтожив.

А потом целовали долго, гладили, ласкали, зализывая невидимы раны. Так нежно, так осторожно и заботливо, что я в очередной раз расплакалась, теперь уже от нахлынувшего огромной волной счастья. А они говорили, шептали, что не отпустят и я дура, если даже думать об этом посмела. И плевать совершенно, кто там что подумает, потому что я их, а они мои, и никакая сила теперь этого не изменит.

Новый год подкрался незаметно. И до меня дошла одна простая истина: праздник на носу, а настроения новогоднего особо и нет. Обычно в это время я украшала елку, покупала подарки, а сейчас все как-то стерлось, все пошло совсем не туда, зато я была спокойна. Впервые за долгое время в душе был абсолютный штиль.

Вглядываясь в легкий снегопад за окном, я четко поняла только это.

Было ли это хорошо? Да! Но какой ценой…вот тут я запрещала себе копаться глубже, потому что все эти думы приводили меня к одному исходу: я начинала грустить, потому что считала подобные отношения довольно странной, если говорить мягко, вещью. А более того, для меня раньше это было бы чем-то аморальным. Сейчас же в этом аморальном действии я принимала самое активное участие.