– Ну, да. Когда я рядом с ними, он иногда перестаёт подыгрывать мне с моим чревовещанием, – ответил Прокопий. – Если князь что-то заподозрит, то…

– Справишься. Что ты думаешь о… домовых? – внезапно перевел разговор в другое русло Дионисий.

– На этой земле во что угодно поверишь… – прошептал в ответ Прокопий. – Очарование варварства…

– Я тоже, по-моему, стал страдать от излишнего суеверия. Но на всякий случай продолжать встречи с нашими людьми надо не в жилых помещениях. Говорят, домовые ладана боятся. Испробуй.

– Столько ладана придётся потратить… – разочарованно ответил Прокопий.

– Это не твоя забота. Амали знает, где наш малый тайник, там и запас ладана имеется. Когда дождёшься каравана из империи, встретишь его вместе с Амали, – Дионисий помолчал, нервно оглядываясь по сторонам, и продолжил: – Она знает условные знаки. В её беседы с купцами не вмешивайся. Твоя задача – оберегать её. Надо будет – пойдёшь вместо неё на плаху! С базилевсом шутить нельзя…

Выглянула луна из-за высокой, причудливо изломанной крыши большого терема. Собеседники замолкли и отошли подальше в тень. Медведи, получив нежданную ночную прибавку к своему рациону, с тихим рычанием доели последнюю рыбину, разорванную на куски и поделенную ими между собой, и неспешно разбрелись по внутреннему двору. Осторожно ступая по деревянному настилу, люди подошли поближе к решётке и оглядели доступное их взору пространство двора. Чернеющие на фоне бревенчатых стен окна, казалось, таили для собеседников скрытую угрозу.

– Что-то мне здесь не по себе, Прокопий, давай расходиться, – прошептал Дионисий, прячась от освещенных лунным светом прутьев решётки.

– Вот и не верь после этого в нечистые силы… – так же шёпотом ответил ему Прокопий.

Трудно было что-то разглядеть и тем более признать это за очевидное, но то ли лунный свет так тускло, едва различимо искажал силуэты медведей, то ли и вправду их кто-то оседлал и верхом на них пустились вскачь по кругу. Вскоре неслышные тени собеседников слились с кромешной тьмой лестничных переходов детинца.

…Князь с проворством, достойным лучшего применения, разбросал заботы и текущие дела своей державы на помощников, пообещав содрать с них по три шкуры за неисполнения оных, и проводил время в свое удовольствие в кругу самых верных и неугомонных друзей. Жизнь в городе кипела не только делами, но и слухами. Время от времени киевляне бросали свои дела и удовлетворяли свое любопытство, порожденное порцией слухов, толпами собираясь на открытии очередной корчмы или возведенной по новому проекту башни на окружье городских стен.

Дионисия выпроводили, да не на скору руку и абы как, а дали ему в дорогу ватагу смышленых лихих людишек, обоз снарядили с мастеровыми людьми. И наказал ему князь не торопиться, а за месяцев этак девять как можно больше поселений и городищ обрадовать новыми питейными заведениями, да чтобы так, как это в греческой земле устроено.

Все хлопоты, заботы княжеской жизни исчезали, как только вечерело. И тут вновь и вновь, и всегда неожиданно то тут, то там возникали видения. И что с этим прикажете делать? Владимир совсем было извелся, но вспомнил, что такое не в его правилах. Делать князю было нечего, пришлось ему мириться в очередной раз с предводителем домовых – Игилкой. Да, идти к нему на поклон. На поклон к своему родовому домовому. К такому же главному среди своих, как сам Владимир у славян…

– Галашка, – остановил он пробегавшую мимо девушку, – дуй к Масляте и возьми у него бадью с медовухой. Скажь ему, что я приказал.

Девушка на радостях, что князь знает её по имени и обратил на неё свое внимание, как на крыльях, сметая всё на своём пути длинной толстой косой, понеслась выполнять его повеление. Владимир в задумчивости прохаживался по двору, пока не вернулась девушка с полной бадьей. Похлопав и помяв девушку по заду и по грудям, князь забрал у неё бадью и пошел к терему. Девица разомлела и, томно виляя, приплясывая ягодицами, не торопясь пошла по своим делам, не обращая никакого внимания на завистливые взгляды челяди изо всех уголков двора.

Князь вошел в свою светлицу на втором этаже, подошел к дымоходу от печи с первого этажа и, оглянувшись на дверь, постучал по нему тяжёлым перстнем на пальце. Тишина. Князь приложился ухом к дымоходу и ещё раз постучал.

– Ну, кого там ещё принесло? – гулко, но внятно отозвался на стуки дымоход.

– Игил, Игилушко, подь-ка на беседу… – негромко предложил князь и стукнул ещё несколько раз по дымоходу.

– Драться будешь? – заухало, завыло в дымоходе.

– Да нет же. Дело есть… – досадливо махнул рукой князь.

– А Теодор рядом? – завсхлипывал дымоход.

– Теодор? А-а птиса-то… – вспомнил князь и обернулся к попугаю.

– Гони его в шею, иначе не выйду! – ухнуло из заслонки.

Князь вернулся ко входу и, пинком отправив попугая с лестницы вниз, к сеням, прикрыл за собой дверь.

– Ну, выходи, Игилушка… – негромко позвал князь домового. – Выходи.

– А ты тряпье из заслонки вытащи… – захныкало в трубе.

– Какое ещё тряпье? – удивился Владимир, оглядывая дымоход.

– Какое, какое… Жинка этого грека заложила, да ещё ядом каким-то его облила. Боюсь.