Когда дошел до места, рабочий день кончился: работники, положив на плечо лопату, отправлялись в обратный путь. Альварес вступил в разговор со священником, - тот вглядывался в фонтаны горячей воды и выбросы пара.

– Я и не думал, что здесь так глубоко, - закричал Альварес, - голова кружится.

– А какова температура почвы?
– прокричал в ответ священник. Попробуйте рукой.

– Очень горячо. Что они ищут?

– Важно не то, что ищут, а то, что находят, - отозвался священник.

– Уже что-то нашли?

– Почти что ничего. Взгляните сами.

Криком не выразишь оттенков смысла; так или иначе, призыв взглянуть, в сочетании со словами "почти что ничего", звучал иронически.

– Куда?
– спросил Альварес.

Священник подошел к нему, отечески обнял за плечи и подвел к эвкалипту. На земле, у самого ствола, они увидели два огромных крыла и кучку черных перьев.

– Черт возьми!
– не сдержался Альварес.
– Простите, святой отец, но, согласитесь, эти крылья принадлежат адскому созданию.

– Может быть, - отозвался священник.
– Скажите-ка, не таясь, какая это, по-вашему, птица?

– Орел?

– Не такой уж орел и большой.

– Осмелюсь предположить - кондор?

– В этих краях? Неужто не понимаете сами, что это невероятно?

– С вашего разрешения, я возвращаюсь в гостиницу, - объявил Альварес.

– Я вас провожу, - ответил священник.
– Определить вид - это еще не все... Поверьте мне, возникают и другие трудности.

– Поразительно, - заметил Альварес, которого уже тяготила данная тема.

– Коль скоро они лежали на земле, почему не начали гнить?

Альварес предположил:

– Воздействие огня?

Священник бросил на него снисходительный взгляд, потом заговорил торопливо:

– Оставим эту тему. Никто не обязан знать химию, однако мораль касается всех. Взгляните, куда любопытство влечет мужей. Или жен, что одно и то же. Неисправимое любопытство достойно неизреченной награды. Может, и кары почему бы и нет?

– Кто же карающая десница?
– спросил Альварес.

– О, у мадам есть враги. Вот, например, Терранова, парнишка, вполне способный отмочить хорошую шутку.

– Думаете, шутку?

– А что еще?

Собравшись с духом, Альварес спросил:

– А горячая вода и дым - это тоже шутка? Приободрившись, он взглянул на священника чуть ли не снисходительно.

– Я устал, - заявил священник.
– Пойдемте-ка лучше. Я человек мирный, поверьте, а мне целый год пришлось жить меж двух партий комитета по строительству церкви, будто меж двух огней.

– Разве нельзя их предоставить самим себе?
– предположил Альварес.

– Я так и делаю, - кивнул священник.
– Завтра пойду на охоту со своей собакой Томом, а комитет пусть заседает сколько ему заблагорассудится. Консерваторы ратуют за модерн, обновители - за готику, а отец Беллод, ваш покорный слуга, со скромностью мученика выступает время от времени pro domoxxiv: видите ли, мне нравится романский стиль. Если партии не помирятся - церкви не будет.

Они распрощались. Едва войдя в гостиницу, Альварес увидел внизу лестницы немочку. Девушка подняла на него глаза, потом побежала наверх. Альварес какое-то время не двигался с места, затем направился в столовую и решительно приступил с разговором к старику Линчу.

– Что с вами, друг мой? Что у вас на уме?
– всполошился старик.

– Пословицы, - ответил Альварес.
– Конь без узды...

Мадам Медор сказала громко:

– Позвольте я вас представлю. Номер тринадцатый...

– Альварес, - смущенно прибавил Альварес.

– Моя дочь Бланчета...

Девушка маленького роста, со светлыми волосами, мягкими и длинными, с молочной кожей, серьезными, почти печальными глазами и тонко очерченным профилем, была прелестна.

– Дама из одиннадцатого, - продолжала хозяйка.

– Госпожа де Бианки Вионнет, - уточнила дама.

– Мартин, наш человек-оркестр, - не без гордости заявила хозяйка.
– Он и его рояль составляют всю музыку, под которую у нас танцуют. И должна признаться, никто никогда не жаловался, будто у нас тут скучно и музыка плохая.

– А от этого лучше держаться подальше, - заметил старик.

Речь шла о долговязом парне со стрижкой ежиком и круглыми глазками: он без конца смеялся, хотя лицо оставалось печальным.

– Акилино Камполонго, - произнесла хозяйка, скривив губы, словно на язык попалось дурное слово.