Россия пострадала от Континентальной блокады почти так же сильно, как и Британия, будучи не в состоянии поставлять на английский рынок традиционные зерно, железо, медь, лес, кожу, пеньку, свечное сало. Царь во всеуслышание заявил об упадке русской коммерции. Несмотря на то, что Наполеон предложил царю перехватывать все нейтральные корабли, входящие в балтийские порты, Александр отказался, слепо веря в тайную торговлю с Британией; ходили слухи, что в Риге положение совсем не изменилось по сравнению с мирными годами.

В любом случае отношения между Францией и Россией стали очень непрочными. Царь не только не помог императору в войне с Австрией в 1809 году, но и не дал Наполеону согласия на брак со своей сестрой. С другой стороны, он был встревожен расширением территории Великого княжества Варшавского после 1809 года и опасался, что Франция захочет реставрации Польского королевства. К тому же он был рассержен женитьбой императора на Марии-Луизе и новым франко-австрийским альянсом. Дружба, вспыхнувшая было в Тильзите, исчезла, и хотя Наполеон по-прежнему считал Александра самым умным европейским монархом, в глубине души он думал о нем как о хитром византийце, слова которого никогда нельзя принимать на веру. Со своей сторон царь, который теперь прислушивался к предостережениям Талейрана, был глубоко озабочен завоевательскими амбициями своего бывшего друга и его мечтами о мировом господстве. В декабре 1811 года Александр формально вышел из Континентальной блокады, а Наполеон аннексировал Ольденбург, в котором супругой Великого князя была царская сестра. Целью аннексии, однако, не было спровоцировать Александра — император хотел приблизиться и последней слабой точке германского побережья.

В течение 1811 года Наполеон подтягивал все больше и больше войск в Северную Германию и Великое княжество Варшавское. Они концентрировались у самых русских границ. Хотя Наполеон и отвергал предостережения Фуше с видимым раздражением, иногда он реально смотрел на вещи. Позже он говорил, что не хотел войны с Россией: «Так же, как и все, я знал, что Испания — это раковая опухоль, которую следовало вылечить прежде, чем начинать эту ужасную войну, первая битва которой должна была состояться в пятистах лигах от моих границ... Я был бы дураком, если бы начал войну 1812 года, чтобы получить то, чего мог добиться при помощи мирных переговоров». Он обещал Фуше, что Испания падет сразу же, как только Британия утратит влияние в Санкт-Петербурге, а графу Нарбоннскому он говорил, что один сильный удар в сердце Российской империи отдаст «эту слепую апатичную массу» в его руки. Он уверял, что, когда Москва падет, а царь сдастся или будет убит и на месте Российской империи будет новое государство, франко-русская армия сможет выйти из Тифлиса и захватить Индию, чтобы уничтожить там британское правление: «Это будет экспедиция гигантского масштаба, но, думаю, вполне осуществимая в XIX веке». В минуты отрезвления он чувствовал сильное беспокойство по поводу конфликта. Уже в 1812 году, когда русские предложили ему вывести свои войска из Пруссии, он проревел послу: Вы ведете себя, как пруссаки перед Йеной», но все не решался объявить войну, до последнего момента надеясь на мирное решение проблемы.

Император назначил августейшим особам встречу в Дрездене весной 1812 года. Среди прибывших туда были австрийский император, короли Пруссии, Баварии и Саксонии вместе с вассалами рангом пониже. Это был пик славы Наполеона. Однако только король Саксонии был по-настоящему лоялен. Обозреватели в Дрездене отмечали скрытое недовольство общества явным иностранным вмешательством в дела всех государств, а большинство немцев с трудом выносили вид французских войск. И все же, несмотря на триумф, Франции, русские не желали подчиняться.

Некоторые высшие прусские офицеры не могли перенести союз своего короля с Наполеоном против русских — их бывших союзников. Тридцать из них подали в отставку и поступили на службу к царю. Среди них был и майор фон Клаузевиц, чье новое начальство немедленно нашло ему должность в штабе.

Еще до начала Русской кампании Наполеона оставили два важнейших союзника. Турция, серьезно озабоченная предложением Наполеона отдать России Молдавию и Валахию, заключила с царем мир в Бухаресте 28 мая, в результате чего большое количество русских войск высвободилось для противостояния Франции. Еще хуже было предательство маршала Бернадота, который был назначен кронпринцем Швеции. Шведы отдали Финляндию России, своему традиционному врагу только в 1809 году, тогда как французы вошли в шведскую Померанию в 1811 году, чтобы усилить блокаду. Император рассчитывал, что кронпринц, в надежде вернуть Финляндию, Эстонию и Померанию, будет готов атаковать Россию с севера и оккупировать Санкт-Петербург. Однако Бернадот, сочетавший в себе изощренную хитрость и непомерные амбиции, не только никогда не любил Наполеона, но и, подобно Фуше и Талейрану, предвидел его крах. В Бухаресте, где он был официальным арбитром между Россией и Турцией, он достиг понимания с русскими и англичанами, которые согласились дать ему Норвегию взамен Финляндии. В августе Бернадот встретился с царем под Або в Финляндии, достигнув соглашения, что в случае необходимости трехтысячный отряд русских, направленный, чтобы помочь ему покорить Норвегию, вернется на выручку русскому генералу Витгенштейну. В результате Санкт-Петербург был спасен; Наполеон впоследствии клялся, что Петербург можно было захватить при помощи одного шведского кавалерийского отряда.

«Великая армия», собранная в Германии, насчитывала приблизительно 675 тысяч человек. Только треть ее были французы. 50 тысяч прибыли из Итальянского королевства, 30 тысяч из Неаполя, более 150 тысяч из Рейнского союза, 60 тысяч из Великого княжества Варшавского, 30 тысяч из Австрии. Там были шведы, датчане, хорваты и даже португальцы с испанцами. (Последних пришлось разоружить, поскольку они начали убивать своих французских офицеров). Всю эту армию сопровождали 150 тысяч лошадей, включая кавалерийских, 30 тысяч фургонов в 1200 пушек. Однако, когда 24 июня Наполеон пересек Неман, с ним было всего лишь 250 тысяч человек. Он наступал фронтом шириной в 50 миль. Австрийские войска находились на юго-востоке, где он не мог осуществлять над ними должный контроль. Вторжение осуществлялось тремя армейскими группировками. Одной командовал сам император, другой Евгений Богарне (сын Жозефины), а третьей Жером Бонапарт под наблюдением маршала Даву.

Наполеон слишком долго оставался в Дрездене, надеясь на то, что царь Александр будет напуган новостями о его «дрезденском спектакле». Он усугубил положение, проведя почти три недели в Вильно — русские разрушили там свои продовольственные склады, и он хотел восстановить их.

Царская армия была гораздо слабее и насчитывала не более 200 тысяч человек, разделенных на две группировки под командованием военачальников, едва ли сделанных из того же теста, что и наполеоновские маршалы. Барклай де Толли, защищавший дорогу на Санкт-Петербург, был слишком осторожен; князь Багратион, оборонявший московское направление, слишком задирист. Кутузов, которого вскоре назначат главнокомандующим, был еще более робок, чем Барклай, и слишком стар для этой роли в свои шестьдесят восемь. С Кутузовым был Карл фон Клаузевиц.

Было чрезвычайно жаркое лето, и многие солдаты обеих армий теряли от жары сознание. Клаузевиц говорил, что воды было так мало, что в течение недели он не мог умыться, а пить ему часто приходилось из каких-то грязных луж. Через две недели из-за болезней, голода и отсутствия корма для лошадей армия Наполеона сократилась до 182 тысяч человек .

Поляки были уверены, что он собирается реставрировать их Королевство, пока он не сказал варшавской делегации, что хотя он и восхищен их патриотизмом, но уже пообещал Австрии оккупацию Галиции. Меньше всего он хотел национального подъема Польши. Когда это стало ясно, огромное число поляков, готовых пожертвовать для него всем, остались сидеть по домам.