«Вот ещё бы язык вывалил и сам бы стал на упыря похож», - мелькнула в моей голове шальная мысль. Поэтому я стояла и соображала, как до этого донести, что ничего подобного я не замышляю, и ноша моя пока ещё жива, правда, не совсем здорова.

– Так мне б его на телегу, мил человек, - решилась на хитрость, - до дому родимого довезти надо.

– Хворый, что ли? – прищурился надоедливый мужичонка, почёсывая за ухом обухом топора.

– Конечно, хворый, – утвердительнo закивала я, перехватывая лопату покрепче, а то мало ли что у него в голoве.
– Горячка была у сердешного, вот и сбежал.

– А зачем лопатой кидалась?
– прищурился тот.
– Ей разве горячку лечат?

– Ещё как, - подтвердила я и посмотрела на подъезжающую телегу. – Слушай, я тебе грошик, а ты мне болезного в телегу погрузить помоги, - попросила я этого зануду.

– Не-а, – не согласился тот, - гони серебрушку целиком, а то я расскажу, как ты за ним гналась и лопатой родимого прикладывала.

Я от такой наглости оторопела. Целую серебрушку? Да я лучше этого махнюка голым тут брошу, а позже другую телегу подгоню. Но потом посмотрела на бледного парня, лежащего у моих ног, и чуть не всплакнула. У него уже даже веснушки выцвели. Не окочурился бы. ? впрочем, какая разница? Положу в гроб и повезу домой оплакивать. Так даже удобнее. Если по дороге воскреснет, то все равно хлопот значительно меньше. ? гроб и заколотить можно.

– Не хочешь, не надо, - пожала я плечами, – тогда кого-нибудь другого попрошу, посговорчивее.

Я отвернулась от него. Всё равно топором не треснет, свидетелей много. Телега поравнялась с нами.

– Ах так, - прошипел где-то сзади этот гнусный упырь. А как бы вы на моём месте его прозвали?
– Ну, держись. Народ, - заорал он, огибая меня с телом под ногами, и выходя на дорогу перед телегой, - требую суда! Эта девка, - ткнул в меня топором, - только что убила человека, я свидетельствую!

«Вот же козлина старая», - подумала я, поскорее придавая лицу скорбное выражение. Даже вселенскую печаль, наподобие той, когда батюшка ловил меня на краже конфет с буфета.

С телеги слезли два похожих друг на друга мужика. Один крепкий увалень с пегой окладистой бородой в чёрной рубахе и жилете, второй долговязый, помоложе, oдет в серые штаны и рубаху. На его гладком юношеском лице торчал крупный нос, и топорщились рыжие как у отца усы. Я быстро окрестила их Усач и Бородун.

Бородун направился ко мне. Моя вселенская скорбь с одинокой слезинкой, скатившейся из уголка глаза, слегка смягчила его.

– Это правда? – пробасил он.

– Нет, - я усиленно затрясла головой.
– Он жив, можете удостовериться сами.

– А почему голый?
– удивленно рассматривал тело мужчина.

– Так у полюбовницы был, – всхлипнула я.

– У полюбовницы?
– Бородун оглянулся на Усача, и тот поспешил к нам. Подошел и пощупал пульс. Подняв голову, утвердительно кивнул.

– Рассказывай, - приказал мне.

– А что рассказывать? Я в Требунцах живу, а этот, который мой муж, котяра рыжая, - я слегка поддала ногой тело, - наладился бегать в Верхние Мышки к полюбовнице, словно ему меня мало.

Для полноты чувств надо было пару раз всплакнуть, что получилось у меня плохо, зато я знатно высморкалась в платочек.

– И-и-и?
– поторопил меня Бородун.

– Я его сегодня ночью выследила, притворилась, что сплю, - самозабвенно сочиняла я, благо всё детство этим занималась, – а он в окно вылез и побежал ? ней, а я за ним.

– Так далеко же?
– удивился Усач, словно сам не раз этим занимался.

– Да не, - махнула я рукой, - пешком часа полтора, и там. В общем, выследила я его окаянного, схватила первое попавшееся орудие, – махнула на лопату, - и как заору, чтобы краля его выходила, как заору! А этот, пока я его полюбовницу стращала, огородами убежать вздумал.

– Хорошо убежал, - хмыкнул Бородун, – почитай полдороги пробежали.

– Так я и стала уставать, - стала жалиться я, - ножки ослабели, ручки задрожали… Вот потому в сердцах лопату-то и кинула. Кто ж думал, что он оступится и головой об камень жахнется, - то, что стукался он пару раз, уточнять не стaла.
– Помогите довезти до ближайшего трактира, а? Там что-нибудь уже придумаю, хоть портки на голый зад куплю.

Бородун задумчиво почесал бурную раcтительность на своём лице. Ничего не надумав, посмотрел на Усача.

– Поможем, что ли?
– крякнул он.

– Куда деваться, - пожал плечами долговязый, - не бросать же мужика без штанов в чистом поле?

– Не, - поддакнула я, - никак негоже это, а вдруг что случится? Потом маяться будете, что не помогли.

Бородун вопросительно уставился на меня, и я поняла, что без денег он шагу не сделает.

– Грошик?
– сделала умильное лицо, а этот жадюга помотал голoвой.

– Пару?
– продолжала торговаться я, а мужик с топором злобно наблюдал, как утекают его деньги прямо из-под носа.