– Я с вами, – Яна поднимается и идет за мной следом.

– И что ты там будешь делать? – останавливаюсь я. – Тебе будет неинтересно. Бумаги, скучные разговоры.

– Ничего. Потерплю, – упрямо отвечает она. – Тем более, вопрос касается моей редакции, если ты не забыл.

– Ладно, поехали, – улыбаюсь я. – Корыстная ты моя.

Мы выходим из дома и направляемся к машине. Коля, как всегда, быстро довез нас до офиса. Поднимаясь по ступенькам, я краем глаза замечаю Анну, которая прячется за углом.

– Коля, там справа моя бывшая, – тихо говорю я, чтобы не показать, что ее обнаружили. – Ян, не крути головой. Черт знает, что у нее на уме.

Когда до двери остается несколько шагов, Аня выскакивает из-за своего укрытия, и в ее руках я замечаю оружие. Ее глаза метают молнии. Она вскидывает пистолет и начинает беспорядочно палить с перекошенным от злости лицом.

– Сдохни, сука, – кричит она, стреляя в Янку. – Сдохните все.

Я успеваю оттолкнуть Яну, но понимаю, что сам отскочить не успеваю. Пуля врезается в грудь, обжигающая боль пронзает все тело. Все, что происходит потом происходит как в замедленном съемке. Охрана офиса хватает Анну, а она все продолжает щелкать курком, не обращая внимания на пустой магазин. Из-за угла выбегает Женька с истеричными криками “Мама” бросаясь к Ане. Я дергаюсь, мне хочется схватить сына и оградить его от всех бед и невзгод, а особенно от сумасшедшей матери. А в том, что она сошла с ума, у меня нет никакого сомнения. Но встать я не могу, ноги уже не слушаются и руки начинают неметь.

Янка сидит передо мной на коленях, прижимая к моей груди руки, пытаясь удерживать кровотечение.

– Герман, только не умирай, – только по губам я могу понять, что она шепчет, в ушах слышен только нарастающий шум. – Родненький, только не умирай.

По ее щекам водопадом льются слезы. Она вытирает их рукой, испачканной моей кровью, которая смешивается со слезами и размазывается по щекам.

– Не закрывай глаза, – продолжает шептать она. – Скорая уже едет. Смотри на меня. А как же наш договор? Я хочу еще походить в невестах господина Ядова.

Я открываю рот, но вместо слов из моего горла вырываются только булькающие звуки. В уплывающем сознании замечаю незнакомое лицо в форменной одежде скорой помощи. Это последнее, что я вижу, прежде чем провалиться в пустоту.

Я остаюсь сидеть на крыльце офиса Ядова, тупо глядя на лужу крови и свои окровавленные руки, когда Германа забирает карета скорой помощи. У меня нет ни сил, ни желания шевелиться. Меня не беспокоят крики полицейских и охранников, ни проклятия сестры, которая продолжает ими сыпать, не переставая, ни крики Женьки. Апатия поглощает меня полностью и все, что я способна видеть это его кровь.

– Яна Евгеньевна, – чувствую, как кто-то меня трясет за плечо. – Яна Евгеньевна, пойдемте, я отвезу вас домой.

Поднимаю глаза и вижу перед собой обеспокоенное лицо Николая. Он пытается меня поднять, но ноги не слушаются.

– Вызовите скорую, – бросает Коля, пробегающему мимо охраннику из офиса. – У нее шок. Надо скорую.

– Коля, – тихо говорю я, становясь сначала на четвереньки, а потом и на ноги. – Не надо скорую. Отвези меня в больницу.

– Вам бы переодеться, – говорит телохранитель, глядя на всю перепачканную меня.

– У тебя в машине вода есть? – я уже плетусь к автомобилю Германа, глядя на полицейских, снующих туда-сюда. – Я сейчас руки сполосну, и поедем.

Внезапно мой взгляд натыкается на горящие глаза сестры, которую усадили в полицейскую машину со скованными наручниками руками. Я резко меняю курс и подхожу к ней. Хоть дверь автомобиля и закрыта, я знаю, что она меня услышит.

– За что? Аня за что? – спрашиваю я, вглядываясь в безумные глаза.

– Будь ты проклята, – шипит сестра, выплевывая слова. – Ты забрала у меня отца, а теперь забрала и мужа. Не будет тебе счастья.

Я наклоняюсь к стеклу, чтобы наши лица оказались напротив друг друга, и тихо по слогам говорю:

– Если он умрет, ты тоже жить не будешь.

Я вижу, что она прочитала по губам, то что я сказала, разворачиваюсь и ухожу, поддерживаемая Николаем за локоть.

Сполоснув кое-как руки, я сажусь в машину, и мы отъезжаем от офиса.

Время в коридоре возле операционной длится бесконечно. Я сижу на жестком пластиковом стуле, обхватив колени руками. Глубоко дышу, стараясь успокоиться, но сердце бьется так сильно, что словно готово выскочить из груди. Стены, окружающие меня бледно-голубого цвета ничего не говорят, но я чувствую, что они прижимаются ко мне, давят, словно пытаются задушить все мои надежды и мечты. Только вчера мы смеялись, старались разобраться в происходящем, любили друг друга. А сегодня мое сердце утопает в океане тревоги.

Чувствую, как слезы наворачиваются на глаза. Я сжимаю руки, пряча в складках своего платья. Часы на стене тикают монотонно, напоминая о бесконечном ожидании. Я помню каждое его слово, каждый его поцелуй, его смех. Зажмуриваю глаза и молюсь. Я не умею молиться, никогда этого не делала, но продолжаю просить у бога или других высших сил, чтобы он остался жив.

В памяти всплывает наша первая встреча. Как сильная ладонь вдруг властно ложится на мою талию и прижимает меня спиной к твердому мужскому телу. А странная волна почти спокойствия бьет мне в голову и я, вместо того, чтобы вырываться и дальше, прижимаюсь крепче, вдавливаюсь лопатками в грудь своей неожиданной опоры.