Шрифт:
Женю пригласили к столу.
— Повезло вам, — сказала Валентина. — Они ведь, Женя, в твой отряд собираются. Чаю тебе налить?
— А покрепче ничего не найдется?
У нас в рюкзаке нашлось.
— Погоди, — спохватилась вдруг Валентина. — Как же ты тут очутился? Насколько мне известно, ни одного вертолета не было. Люди вон вторую неделю сидят на вещах. Как ты добрался?
— Пешком.
— Пешком?!
— Ну.
— Сто двадцать километров?
— Ну.
— Сто двадцать километров по такой тайге?
— Ну.
— Что ты нукаешь? Ты толком скажи! Какая беда с тобой стря… — Валентина осеклась, не договорив. Как раз сегодня утром мы слышали разговор: дескать, жена Женьки Фролова с кем-то сошлась и переехала в Таштагол.
— Настоящая беда, Валентина Ивановна, — вздохнул Женя и замолчал.
Мы тоже молчали. Кто-то принялся разливать чай.
Наконец Женя снова заговорил:
— Понимаешь, корова планшет сожрала.
Мы не знали, какое это несчастье для геолога, и восприняли его слова как шутку. Но Валентина сразу поняла, что речь идет об утере секретного документа и что история пахнет серьезными неприятностями. А Женя Фролов — способный геолог. Всего тридцать пять лет парню.
— Как же так, Женечка?!
— А черт ее знает… Спал я… Просыпаюсь, слышу, хруст какой-то… Смотрю, морда коровья надо мной, и только ремешки одни болтаются…
— Надо было зарезать… — говорит Валентина.
— Хотели пристрелить… Уже к дереву привязали… Да тут хозяин, шорец, бросился ко мне, руки целует… Ребеночек у него маленький… Ну, я подумал: будь что будет… Вот и пришел…
Так состоялось наше знакомство с геологом Евгением Фроловым.
После мы еще два дня проторчали в Усть-Шалыме, проклиная облачность. Сплошные черные тучи скрывали вершины хребтов, и ни один вертолет не вылетал в тайгу. За эти два дня мы успели сблизиться с Женей. Он написал ряд объяснительных и хотел идти обратно в свою группу, но из-за нас остался. Он приходил к нам утром, чуть свет, садился в углу и молчал. Спросишь о чем-нибудь — ответит одним словом и опять замолчит. Просидит, бывало, так несколько часов кряду, а потом несмело предложит:
— Пошли, братцы, пластинки покрутим, что ли? Вертолета сегодня все равно не будет. Я узнавал.
У него было много пластинок, но ставил он только одну — «Прощание с Родиной» Огинского. Запускал патефон на полную мощность, словно хотел заполнить музыкой ту пустоту, которая образовалась в его квартире с уходом жены. О жене он не сказал ни слова ни в первый день, ни на следующий. Только когда совсем стемнело и мы поднялись уходить, парень не выдержал. Налил себе стакан спирта, выпил и сказал:
— А вы знаете, что меня жена бросила?
Мы сказали, что все знаем.
Он окинул нас взглядом и опустил голову. Мы снова сели, не собираясь уже никуда идти.
— Вот думаю, может, сходить к ней?.. Отсюда до Таштагола несколько километров.
— Зачем ты пойдешь? Сыпать соль на раны? Она, наверно, знала, что делала. Время у нее было все обдумать. Что изменится, если ты придешь?
— Ничего, — кивнул Женя. — Этот кувшин уже никто не склеит. Даже она сама… Если бы и захотела…
Мы молчали. Немного погодя он добавил:
— Конечно, ничего она мне не скажет…
На следующее утро мы наконец вылетели. Прибыли в верховье небольшой речушки Узас. Лагерь — несколько палаток подле одинокой усадьбы шорца-охотника.
Не один десяток километров прошли мы с тех пор вместе с Женей, не один вечер провели вместе у костра, но ни разу больше ни он, ни мы не подымали разговора о его бывшей жене. Я видел, как он, утомленный долгим рабочим днем, сидит понурившись, и у меня в сознании возникало двустишие Паулюса Ширвиса:
…Обойди меня как мертвого, Как камень обойди!А сейчас Женя пел. Пел вместе со всеми о геологах, о том, что путь их далек и долог и что нельзя им свернуть назад. Этот припев он подхватывал особенно рьяно. Столько упрямства, граничащего едва ли не со злостью, вкладывал он в слова песни, будто хотел непременно убедить кого-то. А может, самого себя. Я наблюдал за ним и, казалось, угадывал, что происходит в душе у этого человека.
Когда все уже разбрелись по палаткам, Евгений присел возле меня на камень.
— Значит, плывете?
— Плывем… Может, еще застанем Генрикаса.
— Сидаугаса?
Я кивнул.
— Славный парень, — помолчав, сказал Женя и добавил: — Стопроцентный геолог.
Генрикас Сидаугас — литовец, уже пятый год работает в Горной Шории. Забегая вперед, скажу, что нам так и не довелось с ним встретиться.
— Дома семья ждет? — снова спросил Женя и сам же ответил: — Человека должен кто-нибудь ждать. Иначе нельзя.