Шрифт:
Набрав ягод, на обратном пути мы встречаем дядю Каспараса. Симукас расспрашивает его о самолете: из чего он сделан, может ли он опуститься на дерево и какой он величины.
Каспарас объясняет, что самолеты живые и они, как и другие птицы, кладут яйца. Мы с Симукасом понимаем, что дядя над нами подшутил, и больше ни о чем его не расспрашиваем.
Коровы все еще лежат, и мы принимаемся кувыркаться в траве. Когда мы устаем кувыркаться, Симукас ломает голову над тем, что бы такое еще выкинуть.
— Во-о, — кричит он, — какой большой комар!
Действительно, на ноге у него сидит комар и пьет кровь, брюшко его заметно вздувается. Симукас хлопает ладонью по ноге и убивает его:
— Получай по шапке! Вот тебе! Чтобы не пил нашей крови… Эх ты, буржуй!
Надвигается туча, и с неба падают большие капли дождя. Куда деваться? Мы снимаем пиджачки, выворачиваем их и, стараясь перекричать друг друга, бежим к реке посмотреть, как капли дождя падают в воду.
— Солнце и дождь, солнце и дождь, король без хлеба остался! — кричим мы в один голос.
Дождь скоро проходит, вода в канавах поет и пенится. Мы решаем соорудить запруды и задержать воду; она несется между грядами, и ее жадно впитывает потрескавшаяся земля.
За лесом на небе появляется радуга, и мы бежим туда разглядеть ее вблизи.
— Из чего она сделана? — спрашиваю я Симукаса.
…Мы взбираемся на верхушку какого-нибудь дерева и ждем.
Вот уже и край леса, отсюда должна подниматься радуга, но теперь она отодвигается еще дальше. Запыхавшись, мы пускаемся по полю и так ясно ее видим, что даже замечаем кочку, откуда, как нам кажется, она выходит. Подбегаем к кочке и, нагнувшись, разглядываем землю. Гудит. И как будто шипит что-то…
— Это она в землю ушла, — говорю я Симукасу.
— Дурак! Она же не крот! Во, во! Она из дождевых капель!..
Симукас показывает пальцем: радуга, как будто дразня нас, опять встает на расстоянии каких-нибудь ста шагов от нас. Убедившись, что нам ее не догнать, мы любуемся удивительной дугой из зеленых, розовых и лиловых полос, опоясывающей всю деревню.
— Она теперь пьет воду. Слышишь, как шумит? Потом она ее выпрыснет, — догадываюсь я.
— Разве у нее есть рот? Говорю тебе — она из капель.
— А почему она бежит от нас?..
Радуга уходит все дальше и дальше. Одно мгновение она горит такими яркими цветами, что даже в глазах рябит, а потом угасает.
Наше внимание отвлекает стайка пролетевших над головами птиц. Они летят так низко, что даже касаются крыльями наших лиц.
— Скворцы! — кричит Симукас. — Ну-ка, отгадай, сколько их!.. Один, два, три, четыре… десять… четырнадцать, пятнадцать… двадцать… сто десять, сто одиннадцать!..
— Отгадай ты! — говорю я. — Какое тут сто одиннадцать! Их будет тысяча, не меньше.
Стайка птиц постепенно сливается в одно неясное пятно, которое вдруг стремительно взмывает вверх, потом чуть спускается и, словно шапка, повисев немного в небе, опять падает вниз где-то за лесом.
— Я еще вижу их!.. Нет, не вижу… Нет, вижу!.. — Симукас, прищурив глаза, глядит вдаль. — Они уже за Каунасом!
Симукас все знает, и лучше не пытайся его переспорить. Он мне объясняет, что этих птиц называют скворцами [1] потому, что они разговаривают между собой.
1
По-литовски скворец («шнекутис») значит также: говорун, болтун.
— А другие птицы разговаривать не умеют, — добавляю я.
— Умеют! И аисты разговаривают. Знаешь, они так клювом: кап, кап, кап… А собаки умеют читать, и наша кошка читает, и ваша, и Кудокасов Жеюрис тоже читает…
По словам Симукаса выходит, что собаки и даже овцы умнее нас.
Уже поздний вечер. Тени, падающие от коров и домов, растягиваются по всей деревне, и мы с Симукасом решаем разжечь на следующий день костер, а чтобы было больше дыма, уже с вечера запасаемся сырым мхом.
И сегодня у меня перед глазами стоит этот вечер. Симукас бежит по клеверу, потом останавливается и кричит мне:
— Смотри! Я еду на велосипеде. Трю-трю!
Симукас бежит и прыгает то на одной, то на другой ноге — так он изображает езду на велосипеде. Некоторое время я вижу его, потом голова его теряется в темных волнах клевера. На небе, в том месте, куда спускается солнце, долго еще стоят тянущиеся ввысь длинные красные пальцы. Я смотрю на запад, прислушиваюсь к плывущим, поглощающим все вокруг звукам, вижу, как в облаках поднимается огромный охотник, а за ним собака. Мне делается страшно. Я бросаюсь к матери, которая доит корову, и испуганно шепчу: