– Чертовщина? – переспросил Граббе, привыкший думать, что сны особенные, значительные снятся лишь ему.

– Вы представьте только, Павел Христофорович, – рассказывал Пантелеев.

– Сплю и вижу, как наяву: штурм – тяжелее не бывает, а сам я лежу, пробитый пулей, и истекаю кровью.

– Это, Илья Андреевич, не иначе как к награде, – сам того не ожидая, объяснил Граббе.

– Дай-то Бог, – перекрестился Пантелеев.

– И чтобы не к посмертной.

– А впрочем, сны эти – одни суеверия, – отмахнулся Граббе.

– Рассказал бы я вам, что мне снится!

– Кошмары? – спросил Пантелеев.

– Потом как-нибудь, – отмахнулся Граббе, удивленный догадкой Пантелеева.

– Не время теперь.

– Воздух тут такой, – предположил Пантелеев.

– Гибельный. Кругом одни опасности мерещатся.

– Если бы только мерещились, – мрачно произнес Граббе.

– Вон как Шамиль устроился. Пойди достань.

– А вы его пушечками, – предложил Пантелеев.

– А под шумок – в штыки.

– Иначе его оттуда не выкуришь, – согласился Граббе.

– Наше счастье, что у Шамиля пушек нет, – сказал Пантелеев.

– А то бы я за исход дела не поручился.

– Несмотря на большой перевес в войсках? – удивился Граббе.

– В горах это мало что значит, – ответил Пантелеев.

– Сами видите, что тут за рельеф. Рота горцев и полк остановит, если засядет правильно.

– Не высоко ли вы их цените, Илья Андреевич? – усомнился Граббе.

– А вот сами теперь и узнаете, – пообещал Пантелеев.

– Прошу любить и жаловать, Аргвани, во всей красе и с Шамилем в придачу.

– Да я их с землей сравняю! – пообещал Граббе.

– Пусть узнают, как становиться у меня на пути.

– Тут важно обойтись малыми жертвами, – советовал Пантелеев, – чтобы горцы не особо заносились.

– Всякой победе цена есть, – сказал Граббе.

– Если бояться жертв, то и воевать не надо. А я потерь не боюсь. Накормлю аул свинцовыми яблоками, а тем временем колонну– слева, колонну – справа…

– И по центру непременно! – подсказывал Пантелеев.

– Горцы это уважают.

– Разумеется, и по центру, – раздраженно сказал Граббе, которому советы Пантелеева казались пустой болтовней.

– Не знаю только, кому поручить столь важное предприятие.

– Я и сам готов, – предложил Пантелеев, которому не терпелось показать Граббе, как надо воевать на Кавказе.

– С одним батальоном пробьюсь, с апшеронцами.

– Решено, – кивнул Граббе, пожимая Пантелееву руку.

– Но прежде пусть попробуют и полковые командиры.

Затем Граббе объявил, что разделяет отряд на три колонны. Правая под командою полковника Лабинцева, из трех батальонов с четырьмя горными орудиями, должна была атаковать юго-западный угол Аргвани. Средней колонне полковника Пулло, из двух батальонов и четырех орудий, было назначено атаковать завалы с фронта. Левая колонна генерал-майора Галафеева, из одного батальона и пеших казаков, служила прикрытием четырех орудий полевой артиллерии, обстреливавших главную башню и завалы. Эта же колонна должна была угрожать ложной атакой со стороны Дануха, а затем, обойдя Аргвани справа, занять дорогу к Чиркате, чтобы закрыть горцам дорогу к отступлению, когда другие колонны ворвутся в аул. Батальон апшеронцев составлял подвижной резерв, с которым Пантелеев собирался предпринять показательную атаку.

Распределив войска, Граббе оглядел своих офицеров и решил напутствовать их на манер Ганнибала, объявившего Альпы стенами Рима:

– Помните, господа командиры, Аргвани – это ключ к Ахульго!

Офицеры отправились готовиться к штурму. А Граббе продолжил рассматривать в трубу Аргвани, отмечая все новые завалы, брустверы, перекопы. Затем труба скользнула в сторону, и он увидел отрядных лошадей, пущенных кормиться на поля аргванинцев. Фуражировка изголодавшейся скотины походила на пир, столько было вокруг наливавшихся колосьев пшеницы и ячменя. Да и сами поля были необычайными. По недостатку пахотной земли склоны самих гор были превращены в ступенчатые террасы, поддерживаемые каменными стенами. По краям рукотворные поля были обсажены фруктовыми деревьями. Эти вековые труды изумили Граббе едва ли не больше, чем аул, превращенный в крепость.

Граббе вернулся к аулу. Штурм предстоял тяжелый, и здесь каждая деталь играла существенную роль. О неизбежных жертвах Граббе старался не думать. Он думал о том, что даже если ему удастся взять Аргвани, но не повезет взять самого Шамиля, победа его превратится в ничто. И никакие пожертвования, никакие старания не обратят внимания истории на эту битву. Даже начальство не сочтет ее за важное событие, разве что на награды не поскупится.

Войску раздали двойной рацион и велели готовиться к штурму. Служивые отнеслись к этому как к обычному делу и принялись править оружие, чинить амуницию и перековывать лошадей. Не отрываясь от работы, выпили все вино, а часть еды оставили про запас.

Топограф Алексеев уже осмотрел Аргвани с одной стороны и теперь обходил его с противоположной стороны, чтобы закончить план укрепленного аула и прилегающей местности. По пути он решил заглянуть в палатку Милютина, надеясь выпить у него чая и чего-нибудь перекусить. Но Милютина он нашел спящим. Вернее, поручик дремал, подложив под голову седло. Он поздоровался с Алексеевым одними глазами, а на предложение составить тому компанию в съемке местности лишь отрицательно покачал головой. Алексеев глотнул чуть теплого чая из остывшего самовара, положил в рот кусочек сахару и ушел.