— Но откуда ей знать об этом?

— Я же и рассказал… Только она и сама может что угодно вообразить! Надписи на стенах, призывы… Сам, кажется, слышал… Так что при чем тут я?

— И все же: каким образом я могу увидеться с нею? — повторил Волох. — Конечно, по паролю. Чтоб быть уверенным: это она, и никто другой. Только постой, постой… Сегодня — не могу, завтра — тоже. Послезавтра? Нет, и этот день отпадает… Значит, в воскресенье.

— Вряд ли согласится, — сухо проговорил Кику. — Даже если назначит встречу, все равно может не явиться.

— Как это: не явиться? — удивленно возразил Волох. — Речь идет не о рандеву — следует выяснить достаточно серьезные вещи. К которым она же, кстати, имеет самое прямое отношение.

— Так-то оно так… Но если не хочет, чтобы другие вмешивались в ее дела? Тут она — глухая стена! А если решит, что ты нелестного мнения об этом Антонюке — "добровольца" зовут Василе Антонюк, — тем более не придет.

— В самом деле? — В голосе Сыргие слышалось раздражение. — Хорошо, отложим до других времен… Где, по крайней мере, она живет?

Этот вопрос, заданный словно бы между прочим, поставил Илие в тупик.

— Я спрашиваю: на какой улице она живет? Можно было бы забежать сейчас… Это нужно, понимаешь, нужно! Слишком многое остается неясным.

— Не могу, — тяжело вздохнув, сказал пекарь.

— Но почему, Илие? В чем дело?

— Дал себе слово… Давным-давно решено.

— Не падай духом, парень! И к чему эта загадочность? Зачем таиться передо мной?

— А что остается? — ответил Кику. — Ты подозреваешь Антонюка, подозреваешь ее, даже этого ублюдка из "Полиции нравов"… Разве не так? — У Кику перехватило дыхание, но он справился с собой. — Считаешь, будто она… виновна в провале инструктажа… Договорим до конца: и в том, что налетели индюки! Вот видишь… А между тем если и винить кого-то, то нужно прежде всего винить тебя! Тебя, Сыргие, тебя — никого другого! Кто раньше других вышел из дома? Ты. Это во-первых… А во-вторых… Тогда, когда арестовали руководство — троих за один раз, — ты тоже остался целеньким… Тебя не тронули! Слышишь: даже пальцем не тронули!

— Довольно! — резко оборвал Волох. — Сейчас разойдемся, а вот завтра… Чтоб завтра был в намеченном месте. Понятно? — Он помедлил, желая услышать ответ пекаря, но тот почему-то медлил. — Договорились? Завтра встретимся? — повторил он, хотя делать этого не следовало.

— Не знаю, как насчет завтра, — пробормотал Илие под нос, принявшись зачем-то затягивать пояс, и без того затянутый до отказа. Заметив наконец, что руководитель приостановился в ожидании ответа, выдавил: — Я сообщу, когда и как…

Волох резко пошел вперед. Некоторое время он шагал скорее по инерции, не разбирая дороги и ясно чувствуя, что тело не подчиняется ему: оно словно брошено вперед какой-то неведомой силой и по мере продвижения все острее ощущает близкое, неминуемое падение. Куда несут его ноги? Кому и где он сейчас нужен? Никому. Нигде. Ни одной душе на свете.

В голове роились мысли одна другой горше. Жандармы, полицейские, шпики всех рангов и калибров, гестаповцы, провокаторы, осведомители… И вся эта свора, весь этот зверинец ожесточился против людей, которых он, Зуграву, Илона непременно должны объединить в мощный кулак, готовый обрушиться на врага… И вот теперь…

Что случилось с Кику? В чем может сомневаться этот человек, узнавший Волоха в тюрьме, видевший на его примере, как держатся на допросах подпольщики? И там же, в фашистском застенке, примкнувший к нему? Пытки, допросы, бесконечные истязания… Может ли быть более грозное испытание человеку, более страшная его проверка?

И вот теперь не кто иной, как Илие Кику, готов в чем-то подозревать его!

К каким только уловкам не пришлось прибегнуть Илие, чтобы попасть в каморку Сыргие! Более всего он боялся, как бы его приход не обнаружила сестра Параскива: с нее станет пригласить приятеля Сыргие к себе в опочивальню, на чашку чая. Неужели кинула глаз, попытается заманить в секту?

Но вот наконец все преграды позади, и они снова один на один.

— Значит, спим, Сыргие? Как турецкий паша, развалился на мягких подушках и даже не захотел раздеться! Но что будет со складкой на б-б-брюках? — Как ни старался Илие говорить плавно, ему все же порой не удавалось справиться с заиканием.

Заметив, что шутка не подействовала и хозяин не отвечает, Илие понял, что начал разговор не в том тоне. Однако не смог сразу переключиться на серьезные темы.

— Послушай, мрачная личность, кладу голову под топор, что с тех пор, как мы не виделись, — а прошло четыре дня! — ты даже ни разу не наводил блеск на ботинки.

Волох заставил себя подняться с постели. Он был желтый, взъерошенный, мрачный. Рассеянно стал бродить по комнате, пытаясь отыскать что-то, не то гребешок, не то полотенце.

— Похоже, у тебя во рту сегодня и просфоры не было? — хлопнул себя по губам пекарь.

— Какой еще просфоры?

— Разве не знаешь, безбожник? Ха-ха-ха! — Он рассмеялся, однако тут же резко оборвал смех и озабоченно спросил: — Послушай, Сыргие, ты не помнишь фамилии генерала, который разбил немцев под Курском? Вертится в голове, а на язык не идет.