Наконец, он очнулся, открыл глаза и, услышав радостный возглас жены, слабо улыбнулся.
Он лежал в постели; прямо перед ним стояла его жена, подле нее дети, а в ногах, в кресле, сидел его друг доктор.
-- Очнулся! Жив! -- взволнованно проговорила жена и опустилась у его изголовья на колени, нежно рукою касаясь его лба.
Annotation
Зарин Андрей Ефимович
Андрей Зарин
Тайна
Зарин Андрей Ефимович
Тайна
Андрей Зарин
Тайна
Наконец, он очнулся, открыл глаза и, услышав радостный возглас жены, слабо улыбнулся.
Он лежал в постели; прямо перед ним стояла его жена, подле нее дети, а в ногах, в кресле, сидел его друг доктор.
– - Очнулся! Жив!
– - взволнованно проговорила жена и опустилась у его изголовья на колени, нежно рукою касаясь его лба.
Дети потянулись к нему; доктор пересел на край постели, взял его бессильно лежащую руку и, считая пульс, говорил ему, жене и детям ворчливым голосом:
– - Жив и очнулся! Завтра здоров будет, но теперь ему необходимо спокойствие. Лежи, пожалуйста, смирно! Не говори! Пульс еще совсем слабый. Дети, поцелуйте тихонько и -- марш! Пора и спать. Ишь, одиннадцатый час!.. А вы, барыня моя, вот что, сварите нам яйцо, жидко-жидко, вылейте в стакан, влейте ложку, столовую ложку, мадеры и давайте сюда! А потом тоже спать. Двое суток! А? Он-то дрых себе, а вы...
Жена счастливо улыбнулась, отчего бледное лицо ее словно озарилось, и встала.
– - Ну, дети, целуйте папу и спать!
Сын и дочь осторожно, любезно поцеловали отца, который повернул к ним лицо, жена поцеловала его в лоб, и они вышли.
Он хотел заговорить, но доктор опять остановил его.
– - Ни слова! Завтра тебе полный доклад, а теперь, -- покой и молчанье! Выпьешь эту смесь и старайся заснуть. Завтра лежи до обеда, потом можешь подняться. Вечером я приду. Теперь до свиданья!
– - Он опустил его руку на одеяло, встал, дружески кивнул ему и вышел.
Он остался один и утомленно закрыл глаза.
Что с ним было?..
В уме проносились обрывки каких-то воспоминаний, клочки нелепых снов.
– - Ты не спишь?
– - услышал он шепот, открыл глаза и увидел жену. Она стояла со стаканом в руке.
– - Вот пей!
– - сказала она, -- постой, я напою тебя.
– - Не надо, -- слабо проговорил он, -- я сам!
И, сделав усилие, он приподнялся и освободил правую руку из-под одеяла.
Что это?
Он разжал руку и с омерзением отбросил зажатый в руке лоскут грязной тряпки.
– - Что это?
Жена, нагнувшись, тронула ногой лоскут и с возмущением сказала:
– - Что за гадость! Это, вероятно, Луша, убирая постель... Ну, пей!
Он слабой рукой взял стакан и жадно выпил содержимое, потом, обессиленный, откинулся на подушки.
Жена убрала стакан, села на край постели, склонилась к нему и тихо заговорила.
– - Ах, как ты напугал нас всех! Третьего дня ты заснул после обеда и спал до сих пор! Мы из кабинета перенесли тебя сюда. Сначала я подумала, что ты... нет, нет, это так ужасно... пришел Иван Петрович и успокоил меня... Как было страшно. Ты лежал совсем, совсем неподвижный. Я прислушивалась и все-таки не слыхала твоего дыхания. Нет! Так работать нельзя! Ты сойдешь с ума или умрешь! Не хочу, не хочу, не хочу!
– - она прижалась к его плечу и заплакала.
Вино вернуло ему силы. Он смог обнять ее голову и гладил ее волосы, но ее слезы еще не волновали его.
Все настойчивее и настойчивее у него являлось желание схватить обрывки вихрем крутившихся в его голове воспоминаний, связать их в цельное и восстановить какую-то картину. Что-то омерзительное, грязное... что?..
Жена плакала на его плече, потом вдруг заснула, истомленная волнением и бессонницей.
В комнате стало мертвенно тихо; только слышалось ровное дыхание спящей да торопливое тиканье бронзовых часов, что стояли на комоде.
Свет лампы, прикрытой темным абажуром, ярко освещал пол, сидения стульев и дивана, а выше -- все было погружено в полутьму...
Он продолжал напряженно вспоминать. Рука, обнимающая голову жены, затекла. Он приподнялся, чтобы освободить ее, и вдруг взгляд его упал на пол, посреди которого серым комком лежала выброшенная им тряпка.
Мысли опять закружились в его голове... Нет, эту тряпку оставила не Луша. Эту тряпку... Нет, он вспомнит, он все вспомнит!..
Жена проснулась, полусонная перешла к дивану, упала на него и тотчас опять заснула.
Он лежал, и голова его уже пылала от мучительного напряжения... Потом перед его глазами стал расстилаться туман, мысли, словно клочки дыма в воздухе, редели, бледнели и исчезали одна за другою; мелькнула пьяная, растерзанная женщина, послышался чей-то сиплый смех... все смешалось, и он заснул крепким сном выздоравливающего человека уже без всяких видений. Ровное дыхание его слилось с тиканием часов и дыханием жены...
* * *
Рабочая лампа ярко освещала письменный стол, оставляя кабинет в полутьме.