Глава XX

И так Сергей ездил до конца маршрута, желая, изнемогая и не смея.

И — терзаясь!

“Что, муки неразделенной любви? По сравнению с этим муки неразделенной любви утонченное наслаждение жизнью!..”

Его кидало из жара в холод, из стороны в сторону на ухабах и кочках, из холода в жар, покрываясь испариной от невероятных усилий.

Сергей трясся внутри бронированной машины всю дорогу.

Когда тяжелый военный броник ехал уже вдоль трассы мимо АЭС и на Чернобыль, он лихорадочно прикидывал, глядя на обочину — то на левую, то на правую:

“Здесь? А какой там уровень? А вон там?.. Уже проехали… А тут — голяк, ни кусточка! Ладно… Там? Людей много… Машин по трассе до черта!”

Лейтенант что было сил сцепил зубы, иногда, если позволяли силы, проглатывал слюну, ибо в животе яростно бурлило и давило ниже спины.

И его раздражало невероятное спокойствие спутницы.

— Ну ты же женщина! Войди в мое положение!

Марина усмехнулась:

— Я тоже обязана обсираться?

— Ну хоть капельку любви… сочувствия…

— Терпи, казак, атаманом будешь.

Сергей едва не расплакался.

К его небольшой компании, состоявшей из него самого и золотоволосой молодой девчонки, примкнул еще и дозиметрист, один из “крышных котов”.

— Я кое-как добился, чтобы мою службу продлили! — он приземлился рядом с Мариной у костра — лейтенанта мучило несварение желудка, и он бегал через каждые пятнадцать минут в сортир и обратно. — Я Андрей. Я работаю здесь дозиметристом. Сначала погнали на крышу третьего блока, сейчас несу службу на земле.

— Тебе что, жить надоело? — простонал Сергей.

— Меня просто дома никто не ждет.

И каждое утро все начиналось по-новой.

Кто-то из советских фигуристов жаловался (даже не жаловался, а скорее обращал внимание): когда штангист толкает штангу, ему позволительна любая гримаса, рык и прочее. А фигурист, толкая вверх свою партнершу — тоже, отнюдь, не невесомую — и которую, в отличие от штанги, уронить нельзя, — должен наигранно улыбаться, светясь от счастья.

Вот так и лейтенант, тратя сто пять процентов имеющихся сил, чтобы мышцами живота брюшины давить, ежемгновенно держать эту клятущую периодически взрывающуюся гранату в животе — давя, мня, жмя внутри этот взрыв, — одновременно ходил, залезал в машину, спрыгивал с нее, получал приказания, отдавал приказания, улыбался где надо, чувствуя себя как фигурист, завидующий штангисту.

И желание, одно-единственное — спустить штаны и сидеть в любом скрытом от людского взора месте, пусть даже в самом загаженном сортире…

И млеть от счастья…

Где тут поблизости?!!!

И спутница как назло куда-то подевалась.

Марина ускользнула под шумок, скрывшись за густыми, покрытыми яркой салатовой зеленью, ветвями. Она раздвигала листву руками и шла вперед. Бронированная машина стояла в паре шагов от деревни, где они с Сергеем и его командой остановились, чтобы измерить уровень радиации.

Марина услышала тихий, на самой грани восприятия, жалобный писк.

“Если там какая-то скотинка, как я ее тут брошу? Роте все объясню. Они хорошие, все поймут”

Девушка сбросила с плеча хвост кое-как собранных в спешке волос и, надвинув респиратор на лицо, медленно продвигалась вглубь лесной чащи, прищурившись, словно хищница, высматривая дичь средь плотной зеленой занавесы. Она вздрогнула и резко обернулась, услышав подозрительные шорохи за своей спиной.

Потом свободно выдохнула.

“Показалось”

Марина поплотнее закуталась в накидку.

“Не верю я этой обстановке. С виду все спокойно, будто ничего не случилось, а если заглянуть в саму суть, то тут такие ужасы творятся… даже обычному человеку не поздоровится…”

Неподалеку раздались крики и чьи-то голоса.

“Это меня ищут! Они, видимо, вовремя спохватились!”

Марина невольно завизжала, когда путь ей преградил огромный дядька в темном защитном костюме и с противогазом на голове, свалившийся с крыши ближайшего заброшенного домика.

Девушка невольно отступила, увидев перед своим носом увесистый каменный баек.

Земля под ногами содрогнулась. Дядька в очередной раз замахнулся, чтобы произвести еще один удар.

Кувалда с пронзительным свистом рассекала воздух.

Незнакомец вконец рассвирепел, заметив поколебимость своей жертвы, и треснул огромным молотом по сухой почве еще раз.

“Я как-то видела в одной из палаток автоматы. Мне придется прихватить один из них, чтобы выжить. Иначе я и месяца здесь не протяну”