– Я здесь, чтобы помочь вам…

Глаза метнулись ко мне в безумной надежде.

– Я схожу с ума, да?

– Нет, сир, не думаю.

Он тут же схватил мою руку и сжал так крепко, что я вскрикнула.

– Пожалуйста, пусть это прекратится, я больше не выдержу!

– Успокойтесь, сир, – я попыталась осторожно освободить пальцы, – ничего страшного не происходит. Похоже, я понимаю, как с этим справиться.

Тут он выпустил мою руку и дернулся. Тело словно несколько раз сломалось – такими сильными были судороги, пальцы скрючились.

– Снова начинается! – в отчаянии взвыл он.

– Успокойтесь, ваше величество. Сейчас вам главное – дышать и ни о чем не волноваться. – Я снова нашла его руку и легонько сжала. – Слушайте меня, просто слушайте. Вам нужно зацепиться здесь, в этой комнате. Вы это вы, и если не хотите выпускать сейчас никого, – я уже догадалась, что с ним, – то силой своей воли можете запретить ему явиться.

Он стиснул мои пальцы, словно цепляясь за меня. Судороги действительно начали затухать. Король часто задышал и щупал второй рукой покрывало.

– По-помогает… кажется, помогает! – прерывистым шепотом пробормотал он. Дыхание начало успокаиваться, и я тоже с облегчением перевела дух. – Мне… лучше. – Я различила на его губах улыбку.

Мы с Бланкой переглянулись, тоже улыбнувшись друг другу, как если бы нас не разделяло столькое в прошлом. Я снова повернулась к королю, но тут его губы дернулись, исказив улыбку в судорогу.

Завопив, он схватился за лицо и протянул руки вниз, оставляя на щеках новые кровавые борозды.

– Успокойтесь, сир, успокойтесь!

Но он меня уже не слышал. Откатился на кровати, выгнулся, трясясь… и упал обратно на кровать. Пару мгновений спустя на меня взглянул мальчик не старше Эли. У него были кудрявые волосы и большие испуганные глаза.

– Мама! – воскликнул он, заметив Бланку.

Та дернулась к нему.

– Подождите, – вскинула руку я, останавливая ее.

Она послушно остановилась, прижав ладонь ко рту.

– Кто вы? – прошептал он, глядя на меня.

– Не бойся, я друг.

– Помогите ему, объясните, что с ним… – Бланка кусала костяшки пальцев. – Я не знаю, что делать!

– Это второй, брат Омода, его нечего бояться.

– Это ясно, Дикки – хороший мальчик, он не создает проблем. Но что делать с третьим?

– С третьим? – изумленно обернулась я.

Тут мальчик дернулся.

– Он приближается, мама, мне так страшно… – прошептал он, и держащая меня детская рука вдруг выросла, сменившись взрослой: тыльную сторону моей ладони оцарапали когти.

Онемев, я смотрела в худое лицо с впалыми щеками. В глазах подрагивали, пульсируя, вертикальные зрачки.

– Ты боишься Орхо, – глухо произнесло существо свистящим шепотом. – Я чувствую это.

Я ощутила, как леденею. Еще какое-то время существо немигающе смотрело на меня, а потом подняло глаза к потолку и одним мощным скользящим прыжком оказалось там. Запрокинув голову, оно взглянуло на нас сверху – при этом казалось, его шея вот-вот сломается, – а потом, быстро перебирая руками и ногами, устремилось к окну. Миг, и оно уже снаружи.

Я кинулась к проему. Рядом точно так же застыла подбежавшая Бланка. Но все, что мы могли видеть, это тень, скользившую вниз по стене. Быстрее, чем мы успели что-то предпринять, она растворилась в ночи.

Я вернулась в покои далеко за полночь, совершенно измученная. Как могла, я объяснила Бланке, что происходит с ее сыном, и как помочь этому легче протекать. Но умолчала о том, что тревожило меня больше всего. То, что в Омоде заговорила кровь второго, было объяснимо. То, что произошло это гораздо позже, чем обычно случалось у Морхольтов, – тоже, ведь нашу кровь разбавили кровью королевского рода. Однако появление третьего… такого не случалось никогда прежде. Быть может, это было связано со звериной сущностью Скальгердов, которая получила такое выражение, соединившись с кровью Морхольтов.

По коже побежали мурашки при воспоминании о вертикальных зрачках и глухом свистящем голосе.

Мы искали Орхо несколько часов, но так и не нашли. Бланка сказала, что он никогда так не исчезал. Она очень волновалась за Дикки, который мог очнуться в незнакомом месте и испугаться или даже не знать, как оттуда выбраться…

Я утешала ее, дивясь сама себе, оттого что успокаиваю женщину, которая, как я думала, должна считать меня врагом. Да и в целом оттого, что кого-то успокаиваю. Потом пришел ее муж, и я передала ее ему. Когда я уходила, они стояли обнявшись, и что-то во мне царапало при воспоминании об этой сцене. Представить себя и Рогира, стоящими вот так, обнявшись и поддерживая друг друга… Нет, скорее уж я ждала от него новой просьбы выделить деньги из семейной казны.