Не было хлеба, не было и пути к хлебу. Голод царил в ущельях из края в край.

Пришел я в дом Хачипапа.

— Старый это очаг, — сказал отец, — наверняка у них что-нибудь да есть. Иди туда, зиму там перебьешься.

И я пришел…

В чем душа у мальчонки держалась, а пришел.

Через снега Ладанных полей, что по шейку мне доходили, добрался до села…

Пурга. Ни зги не видать. Шел я на купол Цицернаванка и на трубу дома Хачипапа, а они вдруг пропали из виду. Ноги увязли в снегу, слезы, стекая по щекам, превращались в сосульки. А потом все исчезло в тумане, и я погрузился в мягкую снежную постель…

На Ладанных полях еще живет старая-престарая липа.

Если смотреть из нового поселка, маленькой и круглой кажется эта одинокая липа.

Косарь всадил свою косу в землю, надел на нее шапку и присел передохнуть под тенью липы. Так делал и Хачипап, когда косил.

Здесь, именно здесь слушал некогда писец Нерсес песню Большого Хачипапа.

«Жажду — дайте воды!..»

Слушал он и песню молодой невесты, что приносила воду своему жениху-пахарю. Девушка приходила сюда из ущелья. Оттуда, из света Цицернаванка.

Здесь, именно здесь потчевал некогда Большой Хачипап писца Нерсеса вином и шашлыком из мяса серны.

Под одинокой липой бил родник. Большой Хачипап устраивался под тенью дерева и услаждал слух Нерсеса мастерской игрой на свирели. А много позже он свалил каменные глыбы в Воротан и построил мост, чтобы сын его мог ходить в школу на другом берегу…

Так было. Не веришь?! Взгляни. Вон, видишь, школа во дворце Цицернаванка и песенник Нерсеса в руках у Астг, у звезды Мелика. Открывает Астг песенник, и глаза ей слепит свет, что излучают строки на его страницах.

Под одинокой липой был буйный родник. Здесь утоляли жажду возделыватель Ладанных полей Большой Хачипап и писец Нерсес.

Одинокое дерево на Ладанных полях осталось жить, родник исчез.

Налетели ураганом кочевые племена из пустынь, что восточнее буйного Аракса, далеко за Каспием. Заполнило войско эти горные долины, испепелило все на своем пути, истоптало виноградные лозы, порушило хачкары. Тысячеглавая орда окунула свою пасть в родник Ладанных полей, сокрушила все окрест. Так было не год, не два — много лет. Большой Хачипап пришел в Цицернаванк к писцу Нерсесу.

«Помоги советом, скажи, как извести врага».

Помрачнел великий писец. Он ли не видел разорения своей страны? Не его ли песни источали мольбу и ярость?

И Нерсес дал совет: «Отведите воду родника Ладанных полей. Исчезнет родник, покинет наши горы и долины враг».

Опечалился Большой Хачипап: как людям-то жить без родника? Но велик был ужас перед сеявшими смерть. И Большой Хачипап прошел по домам, что лепились во впадине ущелья, собрал всю, какая была у людей в запасе, шерсть и забил ею исток родника.

Вода подалась, повернула вспять, пропала в глубинах земли. И ушло войско из ущелий.

Свободно вздохнули горы. А вода пропала…

Пришел в себя в объятиях бабушки Шогер.

— Ребенок замерз, — стонала она, — совсем замерз!

Астг поливала мои обмороженные ноги горючими слезами и растирала теплыми ладонями.

А козопас дядюшка Мамбре тем временем бормотал себе под нос:

— Иду я за сеном на сеновал, вдруг вижу, в снегу что-то чернеет. И такой был ветер. Ну, думаю, овца убежала из хлева. Подошел поближе, а это наш мальчонка!..

Хачипап — белая зима — поднял меня на своих руках, понес в стойло, оттирал там снегом мои ноги.

— Отойдешь, сынок-пошта! — уверял он.

И я отошел. Объятия бабушки Шогер, теплые ладони Астг и Хачипап отходили меня, отвели от края смерти-пропасти. Подпасок Арташ, что был выше меня на две головы, снял с себя папаху и натянул на мою голову.

— Храни, — сказал, — голову, а без ног как-нибудь обойдешься. — Улыбнулся и добавил: — Ты у нас парень холодоустойчивый. Молодец, выдюжил.

Пар от танапура [37] стелился по белой бороде Хачипапа и каплями стекал на ломоть хлеба. Бабушка Шогер протянула кусок рыбы. Да, да, рыбы. А мне-то и хлеб только снился.