Сегодня девятнадцатое июля. Через пять месяцев и девять дней мне исполнится двадцать один год. Записи мои о возмужании.

Здесь словно в Араратской долине. Какая жара! Просто невыносимая. Влез в реку, с полчаса плавал, а вокруг, тут и там падают снаряды, взвиваются вверх фонтаны воды. Засекли, что ли, меня? Наверное.

Я выскочил из реки и босиком рванул к себе на позиции, где меня ждал Сахнов. Оделся — и к минометам.

— Приготовиться к бою!

Минометы радостно грохочут.

— Десятью минами из каждого ствола, о-гонь!

Мои солдаты ведут огонь очень умело. Это радует меня.

Минометы стоят в углублениях. Небольших, квадратных, но глубоких настолько, что не виднеются головы даже самых высоких ребят. Ямы эти соединены между собой узкими траншеями, такими узкими, что один человек еле протиснется через них. Траншеи и ямы укреплены досками. Все вокруг зелено. Блиндажи, землянки, траншеи и ходы сообщений кустятся зеленою порослью. Сверху ничего не заметишь. Сплошь одна зелень.

Каждый миномет должен обслуживаться шестью бойцами, но у меня их только по трое. И ничего, хватает. Один — наводчиком, второй — подносчиком мин, а третий ведет огонь. Заложит мину в ствол и, отведя руку, кричит:

— О-гонь!..

Мина, сотрясая миномет, вылетает из него и, оставляя за собой струйку дыма, уносится вперед и ложится в цель.

Из шести минометов мы яростно бьем по позициям противника. Шестьдесят мин в минуту прошивают расстояние от семидесяти метров до трех километров.

И вдруг из миномета, что совсем рядом со мной, не вылетела, а медленно, как змея из норы, выползла мина, шипя, упала на бруствер траншеи и задымила, дрожа и вздрагивая. Мы на миг оцепенели — а для испуга у нас просто не было времени. Я схватил дымящуюся мину и перебросил ее через бруствер.

— Ложись! — крикнул я и распластался на дне окопа.

Грохотом ударило в уши. Слава тебе, господи, пронесло! Кто-то сверху весело крикнул:

— Что это вы там в прятки играете?..

Ерин это. Он уже подполковник. Смеются не только его узкие глаза, но и губы, и даже выдающийся вперед животик. Я доложил обстановку и рассказал о происшествии.

— Мина полностью не воспламенилась и чуть было не унесла нас четверых на тот свет.

— Бывает. А новость слыхали?..

— Какую новость?

— Вчера, двадцатого июля, совершено покушение на Гитлера.

— Подох?!

— К сожалению, нет, — Ерин вытащил из кармана табак. — Жаритесь тут?

— Река близко, иногда и купаемся.

— А вот это я запрещаю! — нахмурившись, сказал Ерин. — Немцы спускают в реку плавающие мины. Можно подорваться. А Гитлеру везет, сучьему отродью. В портфель ему мину подложили. Так она разорвалась раньше, чем он его взял в руки.

— Видно, бог специально для нас его бережет, чтоб мы кокнули Адольфа Гитлера.

— Наверно, но было бы лучше, если бы он уже сейчас подох. Многое бы изменилось в мире. И война бы раньше кончилась.

Новость хорошая. Значит, остаются все же в Германии люди, желающие Гитлеру смерти. Жаль только, что не удалось его уничтожить. Ведь если война продлится еще год, значит, погибнут еще миллионы, и в их числе, может, я, Сахнов или этот добродушный Ерин.

Ерин ушел к пулеметчикам. Я долго смотрел ему вслед. Он казался мне богатырем.

Покушение на Гитлера не удалось. Наверное, все заговорщики уже повешены. А вот моему соотечественнику Согомону Тейлеряну в свое время в том же Берлине удалось покушение. Прямо на улице, идя следом за Талиат-пашой, он окликнул:

«Эй, Талиат, обернись, я армянин!..» И всадил пулю в похожую на дыню голову паши. Того самого паши, который вместе с германским кайзером Вильгельмом задумал уничтожение армянского народа. И свершилось это преступление века в пятнадцатом году. Резня и геноцид армян были деянием тех, кому наследовал Адольф Гитлер, — Талиат-Вильгельм середины века. Не люди это, а порождение дьявола.

Жара невыносимая. Сахнов не успевает носить мне кипяченой воды, я тут же выпиваю ее. Вина бы сухого выпить, но где его взять? В бытность мою учителем мне частенько приносили из соседнего винодельческого села Маганджух вино. Маро журила меня:

— Пей меньше, не то…

— Не то уйдешь от меня? Так уходи, хоть сейчас!..

Маро плакала. Я смеялся над ней. А чего я вдруг вспомнил Маро? Ведь забыл же ее! Совсем забыл, как забыл вкус воды из студеного родника, что бил возле нашего дома. Здешняя вода отдает болотом.