Шрифт:
P.S. 1997. Cъемки фильма шли с огромными остановками, картину переносили, закрывали, открывали, консервировали и снова запускали, из трехчастевой делали полнометражную, затем опять три части и снова полнометражную. Сменилось три директора студии, два министра культуры, Зыкина от одного мужа ушла к другому, у меня менялись операторы, редакторы, директора фильма - а картина все снималась, останавливалась и снова снималась, и снова останавливалась... Причин было три - Людмила Георгиевна часто болела, а то вдруг скрывалась невесть куда в романическом вихре, или - непредвиденное заграничное турне, от которого не отказывалась даже с сердечными приступами ("Вась, мне же надо кормить музыкантов!"). Мы же, в силу существующих в СССР законов, не могли следовать за ними. Отсюда срывы сроков, нервная обстановка и скандалы, которые мне устраивала дирекция. Сладить с Зыкиной не мог никто - ни студия, ни Министерство культуры, ни Госкино. За ней стояли могущественные покровители, высокосановные почитатели ее таланта - премьеры и командующие, правительство и армия! А против них - лишь я с кинокамерой и календарным планом.
Фильм тянулся три с лишним года. Невиданно. И за это время я ни разу не поссорился с Зыкиной, не вспылил, не послал ее никуда. Громоздкие и дорогие съемки срывались, если не по одному поводу, то по другому уж обязательно.
10 декабря. Слава те, тетереву, - весь материал на столе, и я сложил вчерне все пять частей. Пора звать текстовика Ицкова. Скрепя сердце, предчувствуя недоброе, начинаю с ним работать. Показываю сложенный фильм, он смотрит, будто зритель, а не автор - никаких предложений, только умиляется на ее пение. Через три дня должен принести текст. Исчезает на десять дней. Не успели выйти из истерики - является, был в Кишиневе. Говорит:
– Я написал текст от имени Михаила Ульянова.
– А он знает об этом?
– Разумеется. Я с ним договорился, что в понедельник покажу ему отработанный с вами текст и он сможет прийти на озвучание во вторник - у него выходной день в театре.
– Ну ладно, давайте текст.
12 декабря. Вчера весь день сидели у меня дома, правили текст, от первоосновы осталось несколько фраз.
– Я перепечатаю текст и утром отнесу Ульянову, а копию на студию. А во вторник приду на озвучание, - говорит Ицков.
– Дайте-ка мне экземпляр, Игорь. Я внесу правку в свой экземпляр.
– Зачем? Я же завтра буду с текстом на студии.
– Дайте, дайте.
13 декабря. Сегодня его, конечно, нет, нет ни дома ни у девок. Звоним Ульянову и выясняем, что НИКАКОЙ ИГОРЬ НИ О КАКОЙ ЗЫКИНОЙ С НИМ НИКОГДА НЕ ГОВОРИЛ!
К счастью, текст у меня в руках и на вторник можно назначить озвучание. "Да вы что? Вы думаете, что я сижу у телефона и жду, когда меня пригласят читать текст о Зыкиной? Да у меня расписан каждый час до марта месяца. Не знаю, чем вам помочь, извините. Так не делают".
Картина-то у нас январская! А Ульянов может читать только в марте.
20 декабря. Благодаря нашему сверхпробивному директору группы Еланчуку, Ульянова буквально похитили у артистического подъезда, где его ждали радио, телевидение и какая-то студия. Между репетицией и спектаклем привезли в аппаратную. Он, не глядя на изображение ("Скорее, скорее, ребята, я не успею пообедать перед спектаклем"), от своего имени прочитал текст в течение получаса - прямо с листа, безо всяких репетиций! Талантливый человек, о многом он догадался, многое интуитивно понял и рассказал о Зыкиной взволнованно и ярко.
Фильм "На концерте Людмилы Зыкиной" шел долго и три раза был показан по ТВ.
P.S. 1997. Картина о Зыкиной - позади! Уже по другой работе прилетаю я в Болгарию в мае 1978 года. С глаз долой - из сердца вон! Казалось бы... Как вдруг в моем номере раздается телефонный звонок, и я слышу в трубке голос, которому суждено врезаться в мою жизнь на веки вечные:
– Ну теперь мне понятно, почему отменились мои выступления в Софии. Музыканты сказали, что видели тебя на улице. Тогда понятно, почему я заболела - мы не можем с тобой находиться в одном городе. У меня от тебя аллергия, я сразу заболеваю и отменяю концерты... Ха-ха-ха... Но, тем не менее, приди навестить меня. Мы с Виктором Федоровичем будем очень рады тебя видеть. Целую. Жду.
Вот так!
1978
[28 января. Новый год встречали дома, были Элик с Ниной. До этого в Доме кино состоялся пышный и веселый юбилей Рязанова (15.ХII.77).
Первого января позвонила Л.Ю. и сказала, что Сережа на свободе! Он сразу полетел в Тбилиси и, разумеется, не звонит ни Л.Ю., ни Рузанне. Я позвонил Софико Чиаурели, у которой он в тот вечер был в гостях, и перекинулся с ним парой слов.
А дальше все пошло очень плохо - 7 января умер Азаров - инсульт в пятьдесят три года! 24 января умер Ханютин - разрыв сердца в сорок девять лет! Ужасно все.
Заваривается картина с болгарским Красным Крестом.]
19 апреля. Прилетаем мы, туристы, в Лондон. Размещаемся в автобусе. И куда же направляемся прямиком из аэропорта вместе со всем скарбом? Разумеется, на могилу Карла Маркса, а вовсе не в отель.
Вытянули из каждого несколько пенсов на венок и тронулись. Мы не отрываемся от окна, какие красивые улицы, площади... Наш гид - жирненькая старушка - говорит в микрофон:
– Вот мы едем сейчас на кладбище, где похоронен ваш Карл Маркс. Должна заметить, что место на кладбище в Англии стоит дорого, но его можно купить еще при жизни. Вот, например, я задумала...