Шрифт:
Жорж пожал презрительно плечами.
– А ведь она миленькая!
– Я не спорю.
– У неё прелестная подруга.
– Ну пожалуй, – согласился Жорж.
– Любезный друг, ты говоришь о любви, как о приёме лекарства! – воскликнул де-Фоконьяк, почти оскорблённый.
– Не повторял ли я тебе сто раз, что смотрю на подобную любовь, как на удовлетворение потребности.
– Оно тебе, по-видимому, очень неприятно.
– Потому что я мечтаю о лучшем.
– О чём же?
– Я хочу, чтобы любили меня самого, – ответил молодой человек нараспев.
– Какой вздор!
– Разве не убийственно, – продолжал Жорж, понизив голос – что женщина без ума от кавалера де-Каза-Веккиа и отталкивает его с отвращением, когда узнаёт, кто носит это имя?
– Что же тебя заставляет выдавать свою тайну?
– Всё и ничто.
Де-Фоконьяк, по-видимому, искренно любил друга; он принял грустный вид и замолчал. Тот опять задумался. Вдруг гасконец увидел двух девушек.
– Гм, гм! – прочистил он горло. – Жорж, посмотри какие красавицы! Постарайся, чтобы они полюбили тебя самого, и ты узнаешь счастливые часы.
Жорж не отвечал. Он играл розою, которую держал в руке. Поглощённый собственными мыслями, он ничего не видал и не слыхал.
– Взгляни же на этих красавиц, говорю тебе, – повторил де-Фоконьяк. – Выпрямись, подбери поводья и выкажи всё твоё искусство и грацию этим прелестным созданиям. Вот, последуй моему примеру.
Алкивиад гордо выпрямился и принял самую приятную улыбающуюся мину.
Только тогда Кадрус бросил рассеянный взгляд на замок. В эту минуту Жанна и Мария, побуждаемые жгучим любопытством, высовывали из окна свои хорошенькие головки. Взоры двух девушек встретились с его взором. Глаза молодого человека сверкнули, лица кузин точно озарились мгновенным пламенем, вспыхнувшим в серых зрачках Кадруса.
Страсть, долго сдерживаемая, имеет свои потрясающие громовые удары, подобно тому, как накопление электричества в атмосфере разряжается грозой. Между двумя прелестными девушками и красивым молодым человеком произошло нечто вроде электрического разряда, силы неудержимой. Жанна едва устояла на ногах; она побледнела и приложила руку к сердцу, чтобы сдержать его ускоренное биение. Яркий румянец разлился по смуглым щекам Марии. Лицо Жоржа осталось неподвижно, только его лошадь изобличала силу удара, нанесённого седоку. Сдавленная между железных колен и затянутая поводом от судорожного движения руки, она сделала отчаянный скачок.
Молодые девушки вскрикнули. Окно не было настолько высоко, чтобы Жорж не мог достать до него рукой. Он мгновенно остановил лошадь и вынудил ее стать как вкопанной, хотя она ещё вся дрожала и фыркала. Удивленный де-Фоконьяк молча смотрел на эту сцену.
Жорж медленно повернул голову к двум девушкам; они инстинктивно прижались друг к другу; окинув их пламенным взором, от которого обе затрепетали, он быстро подъехал вплотную к стене и подал Жанне розу, которую держал. Она приняла её, не сознавая, что делает, и молодой человек ускакал как стрела.
Жанна вся вспыхнула от восторга. Мария побледнела от досады. Мог ли де-Фоконьяк пропустить такой удобный случай выказать свою изысканную любезность? Он проворно сорвал цветок с куста шиповника, росшего у дома, и последовал примеру друга; но подав свой цветок, послал ему вслед самый нежный поцелуй на кончике пальцев.
Очень довольный собой, он грациозно округлил руку, закрутил самыми убийственными спиралями свои длинные усы и погнался за Жоржем, облизываясь как кот, который сунул морду в сливки.
Глаза молодых девушек не отрывались от удаляющихся всадников, пока они не скрылись у них из вида.
VIII
Кадрус заставляет офицеров его величества заплатить за сведения, которые доставил ему один из его Кротов
Разбойники мало-помалу поехали медленнее, шагом после рыси. Гасконец догнал Жоржа.
– Ну, мой добрый друг! – сказал Фоконьяк своему спутнику, как только они отъехали довольно далеко от балкона.
– Ну что?
– Ну, нежный друг, мне кажется, что я тебя поймал. Никогда не надо бросать ни одного взгляда на прекрасный пол, на эти вероломные существа, которые не хотят любить Кадруса, на эти хорошеньких чудовищ, которые обожают только кавалера Каза-Веккиа… и вот при первом случае… розы летают по воздуху; завтра, вероятно, письма пойдут по адресу без помощи почтальона.
– Оставь меня в покое, – сказал Жорж, очевидно раздосадованный замечаниями жителя Лангедока: – Какое заключение выводишь ты из того, что я послал этим молодым девушкам увядший цветок?
– Но мне кажется, что это довольно ясно.
– Ясно? Как… этой розе, которую я держал в руке, как будто позавидовала белокурая девушка на балконе…
– Ты видишь, я тебя поймал, – с живостью смеясь сказал Фоконьяк: – Ты сказал белокурая, не правда ли?
– Конечно!
– А между тем уверяешь каждый день, что не хочешь бросить ни одного взгляда на этот ненавистный пол, который не хочет любить Кадруса и смотрит только на кавалера Каза-Веккиа?