И без того нездоровое сердце Расула Гамзатова обрело ещё одну боль. Слишком много в его жизни было связано с СССР. Много хорошего, светлого, правильного. Он был патриотом своей страны, хотел её обновления, восстановления могущества государства, которое ещё недавно было сверхдержавой. Особенно больно было сознавать, что перестройка привела к объединению Европы и... развалу СССР.

О реакции отца на гибель СССР рассказывала в интервью Таисии Бахаревой дочь поэта Патимат: «В это время он был в Махачкале, случившееся стало для него потрясением. Конечно, он видел и говорил о многих недостатках, которые были в Советском Союзе. Больше всего его взволновала агрессия народов, которые ещё недавно были друзьями. Это не громкие слова — папа действительно дорожил дружбой народов. А тут всё рухнуло в одночасье. Он состоял в Коммунистической партии и ни минуты не раздумывал над тем, чтобы выйти из её рядов. Папа был членом Верховного Совета СССР, членом Президиума Верховного Совета, знал многих членов правительства, но дружбы с первыми лицами государства никогда не водил. Ему больше нравилось общаться с людьми творчества».

Поэт не принимал происходящего, но чувствовал, что до конца этой грандиозной геополитической драмы ещё далеко. Он старался укрепить ослабшие творческие связи, сохранить хотя бы подобие Союза писателей СССР. Он верил, что культурные мосты между людьми и народами ещё крепки, что они мало подвержены инфляции и их не так легко разрушить, как СССР.

Но кризис был повсюду, лез из всех щелей, разъедал государственный организм, как ржавчина. Лучшие экономические умы пытались придумать волшебную формулу спасения страны, однако дело кончилось большевистским заветом «отнять и поделить» и новым лозунгом «разрешено всё, что не запрещено».

Если раньше считалось, что отнимают у «буржуев» для государства, то теперь государственное имущество, заводы, нефтяные месторождения, рудники и прочие высокодоходные предприятия передавались в частные руки. Делалось это с помощью государственных же кредитов, которые смогли получить самые хваткие и приближённые к власти люди.

Творилось нечто загадочное для большинства населения страны. Были выпущены ваучеры, и формально каждый получил право на часть национального богатства. Было объявлено, что за каждую такую бумажку можно будет получить два автомобиля «Волга». Получить автомобили не удавалось, люди не знали, что делать с этими «приватизационными чеками». А так как население к тому времени практически лишилось своих трудовых сбережений, замороженных в банках, то оно попросту продавало свои ваучеры за гроши на чёрном рынке, чтобы получить хоть что-то. Ваучеры охотно скупали те, кто знал, что с ними делать. За ваучеры прежние директора могли выкупить акции своих предприятий. Сколачивались колоссальные состояния. А народ, как всегда, оставался обманутым.

«Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!» — предостерегал мудрец Конфуций. Но ловкие дельцы смотрели на дело иначе. Почувствовав, что безумное время таит в себе безумные возможности, они вольготно мародёрствовали на руинах советской экономики.

Ослабление морального иммунитета приводило к тому, что люди утрачивали способность делать достойный выбор между выгодой и нравственностью. Духовный вакуум оказывался опаснее вакуумной бомбы, порождая кризис социальных и культурных ценностей. Бездуховность вела к бесчеловечности. В опустошённые души легко можно было посеять всё, что угодно — от терроризма до наркомании. Эти губительные сорняки прорастали быстро и не требовали окультуривания. Моральные барьеры становились всё ниже и грозили исчезнуть окончательно. Человеческие добродетели пора было записывать в Красную книгу как отмирающее явление.

«Сон разума рождает чудовищ», — предрекал испанский живописец Гойя. «Люди-братья! Опомнитесь, одумайтесь, поймите, что вы делаете. Вспомните, кто вы!» — взывал Толстой, проповедуя жизнь по совести. Но их не услышали, как не слышали множество других творцов, писателей, философов, пытавшихся вернуть человечеству человеческий облик.

И всё же Расул Гамзатов и его почитаемые в стране коллеги пытались спасти духовное единство. Но их не слушали. После экономики принялись делить культурные ценности.

Это наследие было огромно, но в цене оказалось лишь то, что имело материальную ценность — недвижимость, денежные средства, музейные ценности и многое другое. Предлагалось разделить даже Большой театр — бесспорно общее культурное наследие, но как это сделать, никто не знал. Разве что снять квадригу с крыши и установить где-нибудь в парке на окраине бывшего СССР. Ещё можно было разобрать по бывшим республикам фигуры, окружавшие фонтан Дружбы народов на бывшей Выставке достижений народного хозяйства СССР.