Шрифт:
— А в чьих? — спросила я довольно глупо.
— Видишь «Волгу» серую? И рядом рыло холеное… — Тетка обернулась на девок, прищурилась:
— Пардон, лицо.
— А кто это? — шепотом спросила я.
— Князек. Груздев.
Груздев… Вот, значит, как. Права Медвинская: Булдак — придурок. И ствол ведь он достал откуда-то… А сейчас лежит, затоптанный, и никто в этом не виноват…
Стихия…
Дверь распахнулась, к нам пинками загнали еще двоих девчонок, — Мент поганый! — огрызнулась одна, отбив руки сержанта, когда он облапил ее попу, «помогая» залезть в машину.
— Ну ты договорилась, паскуда! Приедем в управу, там ты у меня по-другому запоешь! Лично займусь! — с нехорошей ухмылкой пообещал той сержант и захлопнул дверцу.
Машина завелась и тронулась, переваливаясь на колдобинах, как беременная утка.
Не к случаю ругнувшаяся девчонка закаменела лицом. Тут ее товарка еще и подначила:
— Дура ты, Танеева! Чего мента материть? Кусок, он кусок и есть! А теперь — отыгрываться начнет на всех!
— Да? — огрызнулась та досадливо. — А может, мне нужно было еще и подмахнуть ему, козлу меднолобому?
— И чего ты добилась? Только разозлила…
— Да пошла ты! — Распаленная Танеева оглядела нас, остановила на мне взгляд:
— А это что за ребенок? Ей в куклы играть впору, а не в «воронке» разъезжать…
— Детдомовская, видно, — подала голос другая. — Из-за них, недоносков, весь сыр-бор и заварился. Они, видите ли, с малахаевскими пришли разбираться. Синуса решили укоротить…
— Ну, Синуса укоротить давно пора было… — сказала какая-то маленькая толстушка.
— Да?! Теперь из-за этих ублюдков нас всех и подмели. Хорошо еще, если подержат да и отпустят… Только верится в это слабо… Ты что, Палыча не знаешь? Или дело катать начнет, или — раздвигай, подружка, ножки…
— Не имеют права.
— Ха-ха… Право… Забудь это слово, пончик! Прав тот, у кого сила! Еще сама ему и брюки рассупонишь!..
— А может, этой детдомовке морду набить? Чтобы не подставляла всех!
— А ну, заткнитесь все! — прикрикнула на них самая старшая. — Дуры вы, дуры и есть! Вы чего думаете, это менты на драку таким кагалом слетелись? Да пасли они… Загодя пасли… А как драка началась, так и высыпали, что тараканы, из всех щелей…
— Ты чего, думаешь, они нарочно? Подзавели детдомовских, малахаевских, а сами…
— А то…
— Да у Палыча или у начальника ихнего, Карташева, на это мозгов не хватит!
— Зато у Груздя хватит, — подала голос до того молчавшая девчонка, очень хорошенькая зеленоглазая шатенка. — Здесь вся милиция под ним пляшет!
— А ну, хватит языком молотить! — рявкнула на нее старшая, и та разом затихла.
Дальше ехали в полном молчании. Минут через десять машина остановилась, в проеме растворенной двери под явилась довольная красная физиономия старлея Палыча.
— Вытряхивайтесь, мочалки. Разбираться с вами будем. — Два сержанта, тот, что схватил меня, и другой, стоял по бокам.
— Куда их, Василь Палыч? В клетку?
— Место в клетке еще заслужить надо. Веди в вытрезвитель.
Глава 31
Нас затолкали в бывшую вытрезвительскую «спальню»: раньше здесь на крытых клеенкой вонючих топчанах отмокало пьющее население. Вытрезвитель уже не работал — в связи с демократией пить стали много, но с пьяниц теперь никакого навара: очереди на квартиру нет, лишить премии или там еще чего — тоже нельзя, а штраф с них взять — это как шерсти начесать с болотных лягушек.
Собственно, Палыч раньше и правил «трезвиловкой», в период борьбы со «змеем» стал чуть не вторым человеком в городе после первого секретаря райкома: подловить с запашком мог любого начальника, и пожалуйста — показательное лишение должности, партбилета и прочего… Нормальные менты Палыча презирали.
Вытрезвитель стоял на отшибе, за забором, метрах в восьмистах от здания, и подъезд у него был свой, отдельный. А Палыч теперь действительно «танцевал» под Груздевым; бывшего начальника РОВД убрали еще в девяносто первом, в милиции демократил какой-то выдвиженец, постепенно отправил «старичков» на пенсию, набрал своих людей… А Палыч прижился. Славен он был всякими «забавами» еще в бытность свою трезвенным начальником, но сильно буреть опасался; впрочем, менты и тогда свою грязь не шибко старались из избы выносить, а теперь и подавно.
Палыч же в «новое время» почувствовал себя если и не князьком, как Груздев, то первым холопом знатного барина… А у барского холопа, известно, и рука тяжелее, и хлебальник пошире, и безобразит он так, что куда там барину…
Все это нам обстоятельно рассказала та самая, старшая, Даша Строганова.
— Ну, девки, мы влетели… — вздохнув, закончила она.
— С чего это? — не согласилась Танеева. — Нас просто под сурдинку сгребли.
Сейчас пацанов — полная клетка. Тут большого ума не надо догадаться: видать, Груздев решил под себя рынок подгрести полностью. Чьи ларьки громили? Исы Баслаева и Ахмедки. Другие не трогали. Ну а заодно со всем рэкетом порешили.