Шрифт:
Аля отрешенно пожала плечами. Бетлицкая смерила ее взглядом, усмехнулась горько:
— Вот мы с двумя пацанами и начали пьяных выставлять. Сначала — выпивох обирали. Потом — глушить стали. Ну и ухайдокали двоих: получилось, что до смерти. Я на малолетку попала… Там — вообще плохо, за забором, и казалось мне, из-за этого забора мне ни в жизнь не выбраться… Да люди «добрые» помогли…
Заботливые… Фонд превращения скотины в животное… Ну и что? У них я впервые в жизни поела досыта.
— Когда; надоест себя жалеть, сообщи. Ирка подняла глаза, и Аля заметила, что взгляд ее снова стал жестоким и жестким, как наждак.
— Жалеть? Ха-ха. Да у меня все х-хорошо. Просто з-заме-чательно! Ты что, думаешь, я хоть минуточку страдала, что того гладкомордого Ландерса завалила там, в Южногорске? Да ничуточки! Жизнь такая: одни обжираются до отрыжки, а другие в этой их блевотине живут! Так пусть хоть боятся: пуля в любой башке одинаковые дырки делает! Пусть боятся!
Ирка достала пачку, выудила сигарету, чиркнула кремнем зажигалки, затянулась жадно.
— Ну что ты на меня пялишься, как муха на дерьмо?! Что ты в моей жизни понять можешь?! Весь сволочизм в том, что и мать моя жива… Спивается где-то втихую… А я… как мертвая. Точно, как мертвая.
Словно какая-то пружина дошла до предела растяжения в Иркином теле; плечи ее опустились, и девчонка заплакала, — но теперь тихо, устало, обреченно:
— Жалеть… Ну и жалею себя, ну и что?.. Никто никогда меня не жалел…
Всегда одна, и все вокруг — как волки… — Подняла взгляд:
— Что ты так смотришь? Не нужно мне ничьего сочувствия, поняла?! А ты — беги к папашке с мамашкой, они тебя и в попку расцелуют, и по головке погладят!
— Мои родители сгорели, — неожиданно для себя произнесла Аля бесцветным, как дешевая бумага, голосом. — В машине. А я ничем не могла им помочь.
Ирка вздрогнула, будто ее хлобыстнули поперек спины широкой ременной плетью.
Аля продолжала, отрывисто, тихо и монотонно, словно робот-автомат:
— А до этого за нами гнались на машинах. И на вертолете. Стреляли. Я потом ничего не помнила. Жила в детдоме. Много лет. Я даже не знала, кто я и чья.
Узнала совсем недавно… А от папы и мамы не осталось ничего. Даже могил. Только я. У меня постепенно жизнь как-то налаживаться начала. Год назад. Потом появилась ты, хорошая такая, застрелила Ландерса и подсунула мне черный пистолет в сумочку. С тех пор я в бегах. — Она остановилась, поперхнувшись, чувствуя, как слезы комком подкатывают к горлу, сдержалась:
— А вообще… Живи как знаешь.
Только когда будешь стрелять, не забывай, что у богатых тоже есть дети. И люди вокруг — живые… И еще… На чужой смерти свою жизнь не построить. Никому.
Прощай.
Аля развернулась, собираясь уйти. Ирка вскочила, схватила ее за руку:
— Егорова, подожди… Пожалуйста, подожди! — Иркины глаза сделались совершенно беспомощными, словно она много лет носила очки, а теперь вдруг сняла.
— Аля… Что мне делать? Что?
— Живи.
Глава 73
Ирка отвела взгляд, уставилась немигающе в белую стену:
— Как жить?
— Как сможешь.
— Я никак не смогу! Ты просто не знаешь… Нужно… Никто ниоткуда меня не отпустит… живой.
— Откуда не отпустит?
Ирка только покачала головой.
— Хочешь помощи? Тогда говори! Мне тоже с этого крючка слезть надо! Может, сумеем вместе?
Ирка бросила мгновенный взгляд на Алю, и той показалось, что она разглядела в нем надежду, слабенькую, как искорка на пепелище.
— Что такое Дача? И почему ты меня испугалась, когда увидела? Да говори же!
— Я подумала, ты пришла меня убить.
— Почему ты так подумала?
— Потому что ты жива.
— До-о-обрая девочка Бетлицкая.
— Какая есть! — окрысилась было Ирка, но сразу сникла. Помялась, добавила:
— Тебе удалось убежать, и я рада этому. Честно.
— Бег был… с большими препятствиями.
— Слушай, Егорова… А почему они выбрали тебя?
— В смысле?
— Пистолет куда проще было бы подложить какому-то парню. Тому же Бовину, к примеру.
— Бовин — парень?
— Ну, с виду…
— Я бегаю быстрее. И — стреляю лучше.
— Ты стреляла?
— Нет, исполняла фугу ре минор Баха. На кастаньетах. с оркестром и хором оч-ч-чень привлекательных мальчиков.
— Ты чего, крутая?
— Я быстрая.
— Я тоже хочу быть быстрой. Я хочу сбежать от них. Оттого и с Глобусом связалась.
— Глобус — местный авторитет?
— Да.
— А — Дача?
— Это вроде базы. Или дома отдыха. Там мы живем.
— Кто — «мы»?