Старик кивнул и произнес печально:

— Вы пришли раньше, чем я думал.

Рейкс взял его за руку, нажал его пальцем кнопку в стене — и бункер закрылся. Затем скрутил платок, связал и засунул кляп в рот Сарлингу.

В дверь постучали. Бернерс открыл, и в кабинет вошла Белль, держа в руках котелок и пальто Сарлинга.

— Я ухожу, — сказал Рейкс Бернерсу. — Помогите мне.

Он пролез через окно, Бернерс помог ему вытащить Сарлинга. Они подтянули старика к карнизу. Рейкс спустился по стволу глицинии, а когда ноги Сарлинга повисли в воздухе, обхватил их. Рейкс не хотел, чтобы Сарлинг брыкался, пытаясь разбить окно первого этажа.

Старик ступил на землю, покачнулся, но Рейкс поддержал его. Бернерс бросил свой конец веревки, потом скинул шляпу и пальто, которые принесла Белль. Рейкс накинул пальто на плечи Сарлингу и надел ему котелок. Потом намотал веревку старику на руки, взял его под локоть и повел в темноту.

Они прошли парк тем же путем, каким Рейкс и Бернерс пробирались к дому, миновали высокие корабельные сосны, и мертвые иглы хрустели под ногами, прошли в мягкой тьме у спокойной воды пруда, по подстриженному газону, где тишина неожиданно взорвалась блеянием горстки овец, а потом через рощицу, дышавшую запахом сырой листвы, к маленьким воротам на проселочную дорогу.

Здесь Рейкс снял веревочную сбрую с Сарлинга.

Они ждали, слушая, как туман клубится у деревьев, ложится на ветви, а потом медленно стекает росой на землю. Где-то вдали проехала машина, осветив серебристые пятна лишайника на старых воротах. Часы далекой церкви пробили десять. До Лондона три часа езды. Время самое подходящее: движение невелико, нет возни у светофоров, где праздные водители шарят глазами по сторонам, оценивая другие автомобили и тех, кто в них сидит.

Подъехали Белль с Бернерсом. Фары погасли, только двойные точки подфарников выхватывали из темноты клочья плывущего тумана.

Рейкс вывел Сарлинга из ворот. Бернерс вышел из машины и помог посадить старика. Белль сжимала руль, смотрела вперед.

— Вы поедете в другой машине, — сказал Рейкс Бернерсу.

Тот молча пошел назад.

Машину ведет Белль. Щетки безуспешно пытаются бороться с густым мокрым снегом. В зеркало ей виден Сарлинг. Уже без кляпа, он забился в самый угол и сидит, опустив глаза. Рейкс рядом с ним — облегченно распахнул плащ, расслабился и закурил сигарету.

Его занимает Белль. Зачем она подошла к окну, раздвинула шторы и подняла запоры? Тогда в ней жила другая Белль, другая женщина, совсем незнакомая. Белль противилась ей, но повиновалась, не слушала, но слушалась.

Когда Сарлинг садился в машину, Рейкс предупредил, что попытайся он привлечь к себе внимание, его тут же запихнут под сиденье и накроют чехлом от машины. Вот уже целый час они едут в полном молчании. Винчестер остался далеко позади, и субботняя дорога почти совсем опустела. Им все реже и реже встречались одинокие ночные автомобили.

— Белль, — тихо позвал Сарлинг.

Она посмотрела на него в зеркало и снова перевела взгляд на дорогу. Желтые фары осветили поворот, колеса мерно шуршали по асфальту.

— Да?

— Я завещал тебе пятьдесят тысяч фунтов.

— Ну и что?

— Никто не хочет умирать. Я знаю, Рейкса упрашивать бесполезно, но, может, мне удастся уговорить хоть тебя…

— А я все думаю, когда же он начнет этот разговор, — откликнулся Рейкс.

— Белль, я должен поговорить с тобой. Мне нужна твоя помощь. В чем-то это, возможно, даже твой долг передо мной. Ведь если бы не я, ты кончила бы жизнь в тюрьме.

— Может быть.

В зеркале она мельком увидела, как Сарлинг неуклюже провел рукавицей по лицу.

— Белль, тебе так просто спасти и себя, и меня. Ты же не хочешь связываться с убийством, правда?

Конечно, этого она не хотела, да было уже поздно. Что она могла ответить, сидя здесь помимо своей воли, не зная, к чему это приведет, желая только одного — чтобы поскорее кончилась эта поганая ночь. Она закусила губу, сосредоточилась на дороге, не желала думать ни о чем, ничего не хотела от тех, кто сидел сзади. Она пыталась сосредоточиться на ночных подробностях шоссе, возникающих в свете фар: громаде железнодорожного моста, гладких черных плитах стального парапета, серебристых шляпках заклепок; белой полосе, уходящей в бесконечную тьму.

Рейкс негромко сказал:

— Конечно, она не хочет впутываться в убийство. Я тоже не хочу. Но мы уже замешаны в нем, и впутали нас вы, Сарлинг. Это было давно, еще тогда, когда вы с Вюртером стали коллекционировать мужчин и женщин. Вам бы собирать старые картины или еще что-нибудь в этом духе… но только не людей. — Он презрительно хмыкнул. — Хотите, расскажу о вашем предложении? Он даст тебе сто тысяч, Белль. В понедельник утром. А чтобы получить их, тебе стоит только заехать в канаву. Нарушить правила где-нибудь на виду у полиции. Забуксовать, врезаться в столб. Что-нибудь такое — и он свободен. — Рейкс говорил беззлобно, спокойно, без выражения, не понижая и не повышая тона. — И в понедельник утром ты станешь богатой, Белль. Он освободит тебя. В понедельник утром ты получишь сто тысяч и досье в придачу. Если захочешь, он даст тебе больше — двести тысяч, Меон-парк, весь мир. Он предложит тебе все, о чем ты и не мечтала, — в понедельник утром. Но ты же прекрасно знаешь, что произойдет, когда наступит этот понедельник, правда? Ты снова сядешь за машинку и станешь отстукивать какой-нибудь отчет. А в понедельник вечером, чтобы посыпать твои раны солью, он войдет к тебе и, хочешь ты этого или нет, заставит раскинуть перед ним ноги. Конечно, если ты согласна так жить, пожалуйста, никто тебя не неволит.