— Я Сирена, — ответила скорее машинально.

— Что скрывается под этим понятием?

В голосе слышалось какое-то тёплое любопытство, что заставило отвлечься от размышлений и посмотреть на мужчину. Ох уж эти чёткие контуры тренированных мышц — у него великолепное тело, так и тянет, тянет погладить, прикоснуться губами. Он наклонил в сторону голову и едва заметно улыбнулся, словно поймав меня за подглядыванием.

— Как-нибудь я покажу тебе, что за этим скрывается, — тихо пообещала, зная, что в голосе раскрылся букет оттенков, что принято называть томным и сексуальным. — Ты поймёшь, когда. Мой дар весьма незабываем. Раз ощутив его на себе, узнаешь, что значит очарование…

Джеймс выдал чуть более глубокий вдох. Кажется, я начинаю распознавать его персональные признаки возбуждения. Что это? Спишу на пресловутую интуицию доминантов к сабмиссивам. И я определённо хочу повтора игры с ним. А ведь надеялась, что после раза остыну…

В это время мужчина достал из холодильника банку какого-то синтезированного напитка и, немного замявшись, присел на соседний стул. Пришлось прятать от него улыбку. Это было так… нелепо. Сначала явно собирался уйти, потом решил сесть, но, уже дотронувшись до спинки табурета, снова что-то надумал, замирая на мгновение, чтобы потом с грубым шумом резко усесться. Представить не могу, что творится у него в голове. Но сердце почему-то замирает как раз в моменты таких характерных решений. Посмотрела на него и с заботой спросила:

— Сидеть не больно? Может, подушечку? И на пол?

Хорошо, что я предусмотрительно подождала, пока он глотнёт. Джеймс замер на вдохе, каменея телом, и взглянул на меня с застывшим в округлившихся глазах неверием. Жестяная банка в его руке жалобно застонала, и шипящая жидкость пролилась из смятой ёмкости через край на ладонь, на брюки, на пол. Уверена, что за секунду до того, как он пришёл в себя, увидела выступивший на скулах румянец смущения. Космос, меня мгновенно опалило пьянящее желание. Похоже, не я одна думала, что после раза остыну, и не я одна заблуждалась…

— Не больно. Не может, — между холодными отрывистыми фразами он стирал с руки и брюк пролившийся напиток, упорно меня не замечая.

Наклонилась к нему, переходя на шёпот:

— А на пол, значит, стоит?

Думала, сейчас огрызнётся, замкнётся, уйдёт, а получила открытый и вместе с тем предупреждающе-настороженный взгляд:

— Зависит от Вашей угоды.

Прикоснулась к щеке, стирая злую опаску.

— Так много зелёного оттенка в глазах. Это как-то связано с вашим «голодом»? Выходит, твой я утолила…

— Вероятно, я должен поблагодарить, — между словами появились знакомые мягкие паузы.

Когда он так говорит, во мне всё судорогой сводит от тёплых волн удовольствия.

— И что, поблагодаришь? — недоверчиво, с иронией.

Джеймс отвёл мою руку. Прикосновение к запястью отозвалось в теле лёгкой дрожью. Но он не остановился. Приблизился к моему лицу, приворожив горящими изумрудами в радужках. Провёл ладонью от плеча к шее, отчего сбилось дыхание. И поцеловал. Осторожно. Неторопливо. Безумно приятно.

Отстранился немного — я удержалась от того, чтобы следом податься, — и приласкал дыханием щёку:

— Достаточно благодарности?

— Если только под проценты, — в тон ответила, зная, что он усмехается — сама ведь улыбалась.

Как вдруг запястье отрезвило вспыхнувшей болью.

Зашипев, спрыгнула со стула, непреднамеренно опрокидывая. Но руку так пекло, что было плевать на шум и прочие факторы. Джеймс вскочил следом, сориентировавшись, обхватил меня со спины, не давая нанести себе увечий.

На запястье вспыхивали и гасли кровавые символы. Казалось, что их прижигают калёным железом. Откинула голову Джеймсу на плечо и сжала зубы, вытерпев секунд пятнадцать мучительной боли. И облегчённо обмякла на мужчине, стоило ей прекратиться. Бездна…

— Ты практиковала магию крови?

Невероятно, но он злился. Отпустил мои руки и сжал талию, давая понять, что ответить придётся. В магии, что основана на отнимающих человеческие жизни ритуалах, меня обвинили впервые.

— Нет, — и, медленно осознавая происходящее, хрипло продолжила: — Это разрыв клятвы. По причине смерти одной из сторон.

— Кто вторая сторона?

Я повернула к нему голову, озвучивая шокирующую истину:

— Дэйн Нэйтвэд. Капитан Галактикона. Он только что умер.

Последствия разрыва клятвы преследовали меня весь день, проявляясь во внезапном головокружении, постоянной жажде и апатии. В итоге пролежала до вечера на диване в тепле одеяла. Стук капель по стеклу вгонял в сонливость. И морально, и физически я отдыхала.

Что было действительно странно, Джеймс оставался рядом. Заняв половину дивана, он работал, окружив себя проекциями виртуальных окон. А когда я просыпалась, приносил воду. Забота стала приятной неожиданностью. Если только забыть о предшествующем ей допросе о причинах, побудивших связать себя с Дэйном клятвой. Можно подумать, есть более надёжный способ обеспечить неразглашение конфиденциальной информации! И чего Джеймс привязался?