– Не трогайте меня! – завопил Он в отчаянии. – Я не хочу-у!..

Не вняли. Знали своё дело: схватили за больные уши, и Он, мыча от боли, придвинулся с ними к обильному столу, как бычок на верёвочке.

Как только его усадили и отпустили, Он, невзирая на боли, вскочил на ноги и бросился прочь от толстяков туда, где ему виделся какой-то проём в каменной кладке стены вокруг площадки. Позади тяжело затопали…

Он бежал по коридору, трудно дыша и оглядываясь. И долго не мог сообразить, что давно уже бежит по ковровой дорожке административного корпуса родной организации, и никто за ним не гонится.

Прошло недели три или более безумных, непонятных и внезапных переходов из состояния в состояние, мучительного бега и бессмысленных трапез.

Поджили лицо и уши, многочисленные синяки пожелтели и перестали болеть. Как-то получилось, что все эти дни, остерегаясь нечаянных толчков и прикосновений, Он ходил на работу и с работы пешком, неожиданно находя прогулки приятным занятием. Похудел. Немного, но достаточно, чтобы застёгивать пиджак без риска ненароком оторвать пуговицы. В теле появилась лёгкость, будто из него припустили свинцовой тяжести воздух, и теперь его не распирало изнутри. Это давало свободу дыханию и движениям.

Лёгкости ещё прибавилось, как только его появление среди обжор стало сокращаться до минимума. Каждый раз, обнаружив себя среди них, Он убегал, после чего неизменно возвращался к реальной жизни.

На текущей неделе как-то, несмотря на его занятость самим собой, ему несколько раз почудились внимательные взгляды одной из сотрудниц. Внимание взбадривало, как молодое вино. Впрочем, Он понимал её, ведь немудрено, если за ним наблюдали и терялись в догадках не только молодая сотрудница, но и все сослуживцы в отделе, видя как Он избит и морщится от боли.

И всё-таки… Что-то щекотало внутри, лелеяло самолюбие.

Тут как раз Пятница. Приподнятое настроение. И сам не заметил, как оказался в гастрономе у знакомого винного прилавка.

– Бег для вас уже не внове, – хорошо оттренерованным голосом констатировал Кутя состояние обращённых. – Потому, сегодня не только пробежка, но и первые азы подъёма на стену. Я покажу вам, как это делается… Побежали!

Кутя и Обжа – не толстяки, от них так легко не убежишь… И Пуклик довольно свободно двинулся за Кутей, даже кого-то локтём отодвинул. Правда, бежал не долго. Вскоре стало не хватать воздуха, и неимоверно отяжелели ноги. И на этот раз Он сильно отстал от группы бегунов. А те, руководимые неутомимым Кутей, уже пробовали одолеть очень крутой, почти обрывистый склон холма.

В сопровождении злого и не менее неутомимого Обжи Пуклик достиг подножия неприступного крутояра и, пыхтя и стеная, упал на колени и таким образом приступил к отработке движений, необходимых для будущего штурма Крепости.

Пальца рук через несколько мгновений отказались повиноваться. Невозможно было заставить их цепляться и держать тяжесть Пуклика на весу.

Ободранный до крови, вконец измученный и ко всему безучастный, Пуклик в очередной раз сорвался с высоты человеческого роста – наивысшей точки, которой мог достичь. Сильно ударился при падении и после ни на какие увещевания и более действенные меры со стороны Обжи не реагировал.

Сидел Он в плохо освещённом помещении, тесном и прокуренном. Во всяком случае, ему так показалось после весеннего воздуха и солнца у Крепости.

– Как вам не стыдно! – говорил устало участковый, отпуская его после беседы домой. Он знал капитана ещё младшим лейтенантом, у того к нему никогда не было претензий, и они при встрече здоровались. – Солидный, по всему, человек, все вас тут знают, а валяетесь на улице как… – Он прокашлялся. – Поймите правильно. Вы будто бы не пьяны, но в кармане бутылка водки… Посмотрите, на кого вы похожи. Не думал, что с вами когда-нибудь придётся говорить на такие неприятные темы. Идите уж!..

Он шёл к дому, трудно переставляя ноги и пряча в карманы плаща, исцарапанные и горящие, будто побывавшие в огне, руки. Плащ измазан в грязи, брюки порваны. Якобы, сердобольные старушки нашли его, позвонили участковому.

Был ли Он пьян? Как будто нет, это же отметил и капитан. Но голова кружилась. Может быть, потеряв сознание там, при падении со скалы, Он потерял его и здесь?

Тогда его превращения стали переходить в опасную фазу…

Впервые за последние годы Он думал о себе на трезвую голову, да ещё по такому серьёзному делу. Которое совсем недавно забавляло его, а сейчас довело до состояния, когда не то что развлекаться, а жить не хотелось. Если так дальше пройдёт, то…

Так дальше продолжаться не может! – говорил Он себе, приходя к дому, но знал и другое: попадая в тот мир, непонятный ему, Он будет как всегда безволен и покорен. Почему я там такой? – подумал и ощутил всем существом своим лихорадочный озноб от боли, усталости и безнадёжности. Всё в нём сжало в комок и дрожало.

Успокоился и расслабился лишь лёжа в ванне. На коленях, бёдрах и боках появились новые синяки, перекрывшие старые. Левая рука до локтя пересекалась багровой царапиной. Саднило плечо в лопатке.