В последней песне Доротея вспоминает о своем первом женихе, борце за свободу, погибшем в революционном Париже, и произносит его патетическое духовное завещание, которое он оставил ей перед смертью. Эти строки, написанные весной 1797 года, показывают, насколько далеко ушел Гёте от своего полемического неприятия революции. Теперь он начинает видеть в революции нечто другое – фатальную силу стихии, землетрясение, не оставляющее после себя камня на камне, человеческо-сверхчеловеческое природное явление, разрывающее все вокруг и соединяющее все по-новому:

В те дни, когда Гёте писал эти строки о «землях», ставших «не нашими», и о перековке «золота и серебра», он подумывал о том, чтобы самому стать землевладельцем. По его расчетам, революционные войны должны были привести к инфляции, и он готов был влезть в долги в надежде, что инфляция существенно сократит их бремя. Именно в «дни потрясений» и «смятений всеобщих» [1212] Гёте ищет твердую почву под ногами. Его внимание привлекает поместье в Оберроссле в 18 километрах к северо-востоку от Веймара, недалеко от Оссманштедта, где не так давно купил земли Виланд. В 1796 году это поместье было выставлено на продажу с публичных торгов, и весной 1797 года Гёте, казалось бы, уже выиграл торги. Однако процедура покупки затянулась еще на год, и лишь в марте 1798 года он наконец приобрел имение за 13 125 талеров, после чего незамедлительно сдал его в аренду, а через пять лет, с немалым трудом и даже с небольшими потерями, продал его, испытав при этом огромное облегчение.

20 мая 1797 года, когда вопрос с приобретением имения в Оберроссле еще не был окончательно решен, Гёте за 100 талеров купил билет гамбургской лотереи, где главным выигрышем было имение в Силезии. Чем не способ стать землевладельцем? Однако с выигрышем ничего не вышло, хотя номер заказанного им лотерейного билета был тщательно продуман и представлял собой результат определенных арифметических действий с датой рождения Шиллера и его собственной датой рождения. Через три дня, 23 мая 1797 года, он отправил Шиллеру первую балладу из цикла, который должен был быть опубликован в «Альманахе муз» в следующем году. Баллада называлась «Кладоискатель». Шиллер, которому было известно об участии Гёте в лотерее, дружески намекает на очевидную взаимосвязь: «К тому же эта маленькая вещица позабавила меня тем, что позволила увидеть, в какой именно духовной атмосфере Вы находились» [1213] .

Так начинается баллада. Все проверенные средства идут в ход – магический круг, подпись кровью, сожжение костей и кореньев, но ничто не помогает обнаружить сундук с сокровищами или золотую жилу. Вместо этого в сиянии света посреди ночи появляется прекрасный юноша с посланием, которое в равной мере может быть адресовано и кладоискателю, и участнику лотереи:

С «Кладоискателя» началось благородное состязание в сочинении баллад. Шиллеру оно давалось легко. Одну за другой он написал такие баллады, как «Ныряльщик», «Порука» и «Ивиковы журавли» – пожалуй, лучшую из всех своих баллад, впоследствии воспринимавшуюся в качестве народной. Гёте уступил Шиллеру идею и сюжет этой баллады – удивительную историю молодого певца Ивика, убитого по пути в Коринф, куда он шел на состязание певцов. Единственные свидетели этого убийства – пролетающие мимо журавли. Они появляются на состязании, и один из убийц, узрев их стаю над театром, невольно выдает себя. Гёте, которому хотелось, чтобы «все события развивались совершенно естественным образом», предпочел бы более развернутую сцену разоблачения убийц, однако Шиллер всегда делал ставку на эффект неожиданности. И в этот раз он заслужил безусловное одобрение друга.

Шиллеровские баллады казались Гёте совершенным воплощением идеи повествовательного стихотворения. Свой собственный вклад в это лето баллад, и прежде всего «Коринфскую невесту» и «Бога и баядеру», он считал не вполне соответствующим этому жанру. Слишком много было в его балладах тайны и слишком мало однозначной морали. В «Коринфской невесте» сюжет строится вокруг приезда некого юноши из Афин в гости к дружественной семье в Коринф. Дочка хозяев обещана ему в невесты. Юноша оказывается в чужом и непонятном мире, поскольку прежде хорошо знакомая ему семья приняла христианство. Такое начало не предвещает ничего хорошего:

Дочь отдали в монастырь, где она умерла от горя. Юноша этого не знает. Ночью в темноте ему является девушка и остается с ним до утра. На рассвете, когда в комнату врывается мать, все становится ясно: это – умершая дочь, которая не может покинуть этот мир и тянет за собой в царство смерти приехавшего к ней жениха. Она хочет, чтобы ее сожгли вместе с ним: