Решение Гёте «подчинить» литературу жизни было в то же время его протестом против возвеличивания литературы. Оно по-прежнему имело место среди его друзей и знакомых, охваченных движением «Бури и натиска», т. е. среди тех людей, о которых он впоследствии напишет, что именно литература подтолкнула их к тому, чтобы заживо похоронить себя вместе с «преувеличенными требованиями» к себе и общественной действительности, вместе с «неудовлетворенными страстями», каковым они в своей ипохондрии стремились придать все новые выражения, и «выдуманными страданиями» [601] . В приступе недоверия к литературе в письме к Якоби он однажды признается в том, что у него «всегда появлялось неприятное чувство, когда вещи, занимавшие одну-единственную душу в неких особых обстоятельствах, становились достоянием широкой публики» [602] .

И вот 4 апреля 1776 года, в то время, когда Гёте уже решил для себя, что его писательство должно находиться «в подчинении» у жизни, на пороге его дома появляется Якоб Михаэль Рейнхольд Ленц, словно посланник его собственных юношеских устремлений. Ленц, которого он когда-то называл своим «мальчиком», утверждая, что любит его, «как свою собственную душу», теперь кажется ему пришельцем из непрочного и беспомощного по человеческим меркам мира – писательства. Ленц и в самом деле приходит к Гёте после того, как рухнули все его надежды. У веймарского двора и своего друга и «брата» – так они когда-то называли друг друга и иногда продолжают называть и сейчас – он ищет убежища и поддержки.

В 1774 году Ленц приобрел некоторую литературную славу благодаря своей комедии «Гувернер, или Преимущества домашнего образования», а также «Заметкам о театре» – претенциозному и весьма самоуверенному по тону опусу о современной драматургии, подражающей Шекспиру. Первое время авторство изданного анонимно «Гувернера», равно как и анонимных «Заметок», приписывали Гёте. Казалось бы, для Ленца такая реакция, в которой, безусловно, выражалась высокая оценка его произведений, могла стать началом счастливой литературной карьеры. Однако этот молодой человек, то застенчивый и робкий, то дерзкий и задиристый, словно притягивал к себе неудачи: после того как стало известно, что он является автором этих еще вчера восхваляемых всеми сочинений, его тут же обвинили в подражании Гёте.

В «Гувернере» Ленц изобразил унижения, какие он сам терпел в должности домашнего учителя у благородных господ. Тема и в самом деле настолько мелкая, что вряд ли могла заинтересовать Гёте, и остается лишь удивляться, почему авторство пьесы публика приписывала именно ему. Скорее всего, это было связано с тем, что в комедии Ленца, как и в «Гёце», образы персонажей виртуозно создаются через характерную для них манеру речи. Ленц, вне всякого сомнения, был очень талантлив, и Гёте сразу же заметил его талант; как и он, Ленц писал легко, изобретательно, остроумно, сочинял поэтические, сатирические и лирические экспромты и каламбуры. Однако же это ничуть не добавляло ему уверенности в себе – он видел в своих способностях лишь проявление собственной натуры и не считал себя вправе ими гордиться. Ему мешало жить чувство вины: в молодости он пошел против воли своего авторитарного отца, церковника высокого ранга в Лифляндии, и забросил теологию, избрав полную лишений жизнь поэта. В те времена это не могло привести ни к чему хорошему. Отец отказался поддерживать его деньгами, и Ленц на крайне невыгодных для себя условиях поступил на службу к молодым баронам фон Клейст, которых сопровождал в Страсбург, где они начали военную карьеру в полку французской армии. Обращались с ним немногим лучше, чем с конюхом. Позднее впечатления от этой полной унижений жизни он отразил в своей драме «Солдаты».

Ленц был маленького роста, тщедушный и всем своим видом больше походил на ребенка, чем на взрослого. Гёте называл его «маленьким диковинным созданием» [603] . Однако он был не просто маленького роста – он и в поведении старался всячески принизить или даже унизить себя. Гёте он писал: «Довольно <…> о моей писанине – позволь мне выбраться из этой кучки грязи, коей являюсь я, и найти – Тебя» [604] . В драматической сатире Pandaemonium Germanicum, посвященной литературной жизни того времени, Ленц среди прочих выводит на сцену и Гёте: оставляя всех далеко позади, он взбирается на крутую гору – энергично, стремительно, легко. Ленц «ползет» за ним из последних сил. Оказавшись на вершине, они слышат снизу гомон назойливых критиков. Ленца они обзывают «подражателем», которому вообще-то не место там наверху. Ленц послал рукопись Гёте, у того сатира вызвала лишь чувство неловкости. Он посоветовал Ленцу отказаться от публикации. Ленц воспринял его совет как приказ, так было и в нескольких других случаях, когда он посылал Гёте рукописи и или не получал их обратно, или следовал его рекомендации не отдавать рукопись в печать. Когда однажды Ленц взял на себя смелость распоряжаться рукописью Гёте, это привело к разладу в их отношениях. В 1774 году Гёте отправил Ленцу свою сатиру «Боги, герои и Виланд», а тот передал ее издателю – как впоследствии утверждал Гёте, не спросив перед этим его согласия. Но, как бы то ни было, оба поэта обменивались рукописями, чувствуя духовное родство.

Гёте относился к Ленцу как к младшему брату, которому в жизни приходилось тяжелее, чем ему самому, и которого он время от времени выручал из беды. Ленц же видел в Гёте своего двойника, с той существенной разницей, что в нем все казалось как будто крупнее, удачнее, ярче, а боль и страдания словно растворялись в красоте и изяществе. Те же женщины и девушки, что обращались с Ленцем как с игрушкой, восхищались Гёте и влюблялись в него без памяти. Однако и в любовных делах Ленц старался не отставать от своего почитаемого друга. Он оказывал знаки внимания Фридерике после внезапного исчезновения Гёте из Зезенгейма, писал ей стихи, которые она хранила вместе с гётевскими стихотворениями. Когда позднее их нашли собранными в одном альбоме, большей частью без подписи, то уже невозможно было отличить, какие из них сочинил Гёте, а какие – Ленц, настолько близки они были по духу и чувствам.

Дружба с Гёте окрыляла и одновременно угнетала Ленца. Рядом с ним он чувствовал себя ничтожеством. Те, кто хорошо его знал и отличался независимостью суждений, не скупились на похвалу. Лафатер, Софи фон Ларош, Фриц цу Штольберг, Мерк – все они писали ему восторженные письма. Гердер, обычно строгий в оценках и совершенно не склонный восторгаться чужими сочинениями, просил Ленца прислать ему «Солдат»: «Ты первый человек, который заслуживает моей похвалы, ибо ты способен удивительным образом видеть суть вещей, прощать, понимать, советовать. Пришли же мне свою пьесу» [605] .

Осенью 1774 года Ленц уходит от баронов фон Клейст и снова пытается жить как вольный писатель. К тому времени он уже написал множество драм, комедий и небольших пьес, а также трактатов и статей по моральной философии, теологии, драматургии и филологии. Многое из этого так и осталось неопубликованным. На протяжении нескольких месяцев он пребывал в состоянии творческого подъема, однако жизнь его омрачали материальные трудности. Часто он не знал, на что будет жить завтра. В Страсбурге у него не было средств для оплаты квартиры. Чтобы расплатиться со старым долгами, он влезал в новые. Дорого обошлась ему и очередная любовная история: девушка, в которую он влюбился, держала его при себе до тех пор, пока не встретила более подходящую партию. Ему пришлось пройти через «помои и нечистоты» и, как он писал Гердеру, снова вспомнить о том, «что мы остаемся животными, и лишь ангелы Клопштока, Мильтона и Лафатера несутся по небу верхом на солнечных лучах» [606] .