И не любил, когда ему делают больно. Очень сильно не любил.

И очень серьёзно наказывал тех, кто пытался.

Да и смотреть, как кому-то делают больно тоже не особо желал.

Но, может, он ошибся? Хотя чуйка…

Тут Доун жестом пригласила кого-то из зала на сцену, помощники, одетые в прикольные такие костюмы придворных валетов, пристегнули радостно выбежавшего мужика к стойке, заведя ему руки над головой и оставив свободными ноги. А Королева Доун достала хлыст.

Диксон несдержанно выругался.

Нет, блядь, ну его нахуй.

— Вам не нравится? — раздался тихий мужской голос из соседней ложи.

Диксон обернулся, окинул взглядом посетителя, одетого в строгий костюм мужчину средних лет, в одиночестве попивающего шампанское.

— Нет, — коротко ответил он, — не люблю я эту хрень.

— А зря… — протянул мужчина, — Королева знает свое дело… Что же вы здесь делаете в таком случае?

— А хрен его знает, — честно ответил Диксон, — сваливаю, наверно… Найду обычный притон, без этих понтов.

— Здесь не притон, ну что вы! — мужчина посмотрел на сцену, где Доун разворачивала хлыст для третьего удара.

Мужик на сцене от первых двух так стонал, словно вот-вот кончит. И, похоже, Доун собиралась именно этого эффекта добиться.

Диксон огляделся по сторонам. Многие посетители, как и он сам, вышли за пределы своих лож, стоя возле перил и, не отрываясь, наблюдали за разворачивающимся на сцене действием.

Каждый раз, когда Доун заносила хлыст, наступала мертвая тишина, а затем всеобщий вздох возбуждения, когда хлыст касался спины человека, оставляя на нем красные вспухшие полосы.

Диксон не находил в этом ничего привлекательного и возбуждающего. К тому же, он подозревал, что после хлыста мужик получит другие удовольствия от Королевы Доун, типа страпона в зад или каких-нибудь удушающих херовин.

А, может, она и сама на сцене даст своему сабу за послушание.

На это смотреть совсем не хотелось.

Да и трахать больше Доун не хотелось. Ну его нахуй. Слишком уж экзотические вкусы у неё.

Блядь. А казалась обычной секси бабешкой!

Как он ошибся все-таки!

— А чего же это? — Диксон покосился на соседа, заметил, как глаза того заволокло масляной пленкой, когда он смотрел на сцену, — обычный бордель. А она, наверно, самая дорогая шлюха здесь?

Сосед отвлёкся от сцены, с недоумением посмотрел на Диксона:

— Здесь нет шлюх, приятель. Сюда все приходят по доброй воле. И платят только членские взносы. И вступительную сумму. Только по знакомству. А кто тебя сюда позвал?

Тут Доун откинула хлыст в сторону, подошла к обвисшему на стойке мужчине, неожиданно мягко погладила его по взмокшей от пота щеке, провела рукой по плечам и груди.

Это было почему-то до того завораживающе, особенно на контрасте с только что закончившейся жёсткой поркой, что Диксон почувствовал в наступившем внезапно тишине, как гулко бухает сердце в груди и понял, что взгляд отвести от неё он просто физически не может.

Доун наклонилась к лицу мужчины и невероятно сладко, нежно и чувственно поцеловала его прямо в искусанные от боли губы, пачкаясь чужой кровью.

Весь зал, словно ждал этого, зашелестел возбуждением. Мерл прямо на животном уровне ощутил всеобщую дрожь, словно она связала его с другими людьми, присутствующими при этой сцене. Какое-то коллективное помешательство.

Он непроизвольно сглотнул, словно это именно его сейчас коснулись губы Королевы.

— Ну, что я вам говорил? — голос его соседа был низким и хриплым от возбуждения, — она просто нечто. Дикая смесь.

Диксон не мог не согласиться. Да, дикая смесь. И он внезапно осознал, что за такой поцелуй он бы, пожалуй, подставился под хлыст.

Доун подняла голову и посмотрела прямо на него, безошибочно угадывая его в толпе других.

Диксон замер.

Доун смотрела серьёзно, глаза её в свете ламп на сцене казались чёрными завораживающими провалами.

Она чуть улыбнулась, практически незаметно, и качнула головой, приглашая. Его. Мерла Диксона. На сцену. К хлысту и наручникам.

И он чуть было не пошёл.

Качнулся уже вперёд, как под гипнозом, мышцы превкушающе заныли, но тут взгляд его упал на исполосованную спину все ещё висящего мужчины, и в голове отчетливо возникло воспоминание.

Спина десятилетнего Дерила, со вспухшими свежими следами отцовского ремня.

Накатила злость, дикая и неконтролируемая.

Мерл понял, что ещё одно, хоть маленькое движение с её стороны, и он разнесет здесь все, до чего сможет дотянуться.