– Конечно, конечно, я так и передам госпоже герцогине! – возразил Жан.

Полчаса спустя, вся деревня уже знала, что добрая владелица замка устраивает крестьянам пир, и радость последних была неописуема, ибо у них уже давно чувствовалась потребность в каком-нибудь развлечении, где бы можно было вдоволь погорланить и пошуметь.

Еще, в тот же самый день были присланы в трактир слугами герцогини три громадных бочки вина. Тем временем молодежь с увлечением принялась очищать помещение от столиков, чтобы приготовить место для танцев. Ребятишки с сильным любопытством следили за этими приготовлениями и весело хлопали в ладоши, радуясь предстоящему веселью.

В доме Монталя наступила зловещая тишина и безмолвие. Отец и сын избегали друг друга, не желая более коснуться того памятного им разговора.

За обедом сидели они, молча, каждый погруженный в свои думы.

– До свиданья, Жан! – промолвил старик, вставая из-за стола.

– До свиданья, отец! Куда ты собираешься?

– Я еду в «Б». Сегодня там происходит лошадиный торг, и я хочу купить лошадь. Наша «голубка» начала что-то прихрамывать.

С этими словами старик еще раз поклонился сыну и вышел из комнаты. Вскоре уже по двору разносился его резкий повелительный голос, отдающий приказание слугам немедленно заложить маленькие сани.

Монталь часто ездил в «Б», находящийся на расстоянии всего нескольких часов езды от деревни Делакур, и в тот же день возвращался обратно. Сегодня он тоже решил недолго остаться в городе, чтобы еще успеть до заката солнца вернуться домой, потому что ему очень хотелось присутствовать на завтрашнем празднике.

Монталь громко кричал и бранил своих слуг за медлительность, по обыкновению грозя им немедленным расчетом.

Наконец, санки были заложены, и Монталь с удовольствием раскинулся на сидении. Он старательно закутался в свою теплую шубу и, взяв в руки вожжи, быстро тронул лошадь, которая крупной рысцой понеслась по гладкой, усыпанной блестящим снегом, дороге.

Несколько встречных крестьян с почтением поклонились ему, и сердце Монталя наполнилось безграничной гордостью и радостью от осознания, что он самый уважаемый и влиятельный крестьянин в деревне, которому никто не смеет ни в чем прекословить.

Он также с удовольствием заметил, что хромота «голубки» исчезла, и она весело и прямо несется вперед своими стройными тонкими ногами. Монталь окончательно впал в благодушное настроение и начал в памяти снова перебирать свой утренний разговор с сыном.

– Погоди, старая ведьма. Марта! – проворчал он. – Я тебе покажу, каково иметь со мной дело. Нет, милая, тебе не удастся овладеть моим сыном! Ха-ха, я всей деревне докажу, что моя воля священна! Я прогоню эту нищенку вон из этих окрестностей.

Вдруг мысли Монталя приняли другой оборот. Он вспомнил о предстоящем празднике, и довольная улыбка озарила его грубые, жесткие черты. Он был большим охотником до разных пирушек, попоек и т. п.

Во-первых, потому что он всегда играл в подобных случаях самую главную видную роль, во-вторых, он никогда не прочь был выпить, а главное, ему важно было присутствие герцогини Делакур. Он знал, что владелица замка его одного только удостаивает разговором и это сознание наполняло его невыразимой гордостью.

– Тогда будет завидно всей деревне, – самодовольно думал он, представляя себе в воображении, как герцогиня заговорит с ним.

Монталь был в эту минуту крайне доволен своей персоной, и он не поменялся бы даже с президентом потому, что завтра большой праздник.

– Скорей, скорей, лети, голубка! – подгонял свою лошадь, – нам еще сегодня необходимо быть дома, потому что завтра большой праздник!

Два часа спустя, сани въехали, наконец, в «Б», кишащий в этот день многочисленным народом. Монталь остановился у знакомого постоялого двора и, привязав лошадь к находящемуся у забора столбу, вошел в избу отогреться.

В душной, сильно пропитанной табачным дымом комнате, стоял оглушительный шум от многочисленных голосов, о чем-то горячо споривших. Слышались только отрывочные фразы, из которых ничего нельзя было разобрать, например, «Артур Ярош…», «двадцать тысяч франков…», «невозможно» и т. д. Монталь тотчас же заметил, что все чем-то крайне взволнованы и его охватило сильное любопытство.

– В чем дело? Что тут происходит? – обратился он к хозяину харчевни.

– Как, вы еще ничего не знаете? – изумился тот, – вы разве не присутствовали при чтении на площади бумаги?