А меня начал разбирать смех. Хороши работники у Амори, зря здоровье на панскую дурость не тратят. Да еще свой тайный клуб критиков лысого сатрапа организовали.

– А почему плешивый? Он же лысый, как коленка.

– Так это только последние три года, – вставила свое слово незнакомая горничная, активно болтая ногами и дуя на горячий чай. Молодая девчонка, правда, чуть постарше Гретты, лет двадцать. – А до того лысел Его Придиршество, как больной кот. Ой, – глаза горничной сделались большими, – я имела ввиду, Его Милость господин Роберт.

Я только рукой махнула. Да уж, если тут за такие мелочи плетей не жалеют, то страшно подумать, что этот придурок делает с людьми за более серьезные провинности. Нет, я тоже не спускала подчиненным промахи, но все ограничивалось сугубо устным выговором, а после и разговором – как и по какой причине прокосячился сотрудник. Даже деньгой никого старалась не наказывать. А тут… дикость, даже своему времени не соответствующая.

– Ты, Калиска, лучше за языком следи, – беззлобно сказала Берта. – Да болтай при остальных поменьше, неровен час донесут господину, беды по уши огребешь, – острый и внимательный взгляд в мою сторону. Добра-то добра, да тоже не сильно госпоже доверяет, по всей видимости.

– А что, доносчиков много? – не могла не поинтересоваться я, мешая ложечкой добавленный в чай мед.

– Да как сказать… Не так, чтобы много, но иной раз даже не поймешь, какая птичка на хвосте господам принесла, – витиеватая, но содержательная характеристика дворецкого заставила задуматься. Получается, не все слуги тут против Роберта, не считая, разумеется, его личных, если таковые имеются. Занятно.

Громкое урчание в животе затихло по углам кладовки. Я смущенно накрыла живот рукой, а остальные разом уставились на меня. Плюшки плюшками, а организм требовал нормальной еды.

– Ой, госпожа, вы же голодны! – прижала руки к щекам Мира. – Что ж я за помощница такая, раз госпожу голодом морю! – девушка выскочила за дверь со всей прытью, присущей неустойчивым личностям.

– Помощница? – вопросительно посмотрел на меня Феликс.

– Да. Обслуживание – это хорошо, но служанок много, а компаньонка и соратница мне нужна больше.

Лакеи недоверчиво посмотрели на меня, а потом я увидела в их глазах что-то похожее на уважение. Подождали.

Вернувшаяся с подносом служанка, поставила передо мной миску с каким-то супом, несколько кружочков домашней колбасы, хлеб и свежие овощи, организованные в незамысловатую нарезку.

– Мирка! – всплеснула руками повариха. – Да разве ж можно господам похлебку рыбную подавать? Совсем ополоумела или клят тебя подбил на такое?

Я активнее заработала ложкой, пока не отобрали. Ничего не знаю, нормальная уха, наваристая. Понятия не имею, что с этим организмом не так, но желудок постоянно требовал еды и был готов переварить даже гвозди. Молодой, растущий организм, что б его.

– Так там темно, – оправдывалась служанка, – а свет зажигать никак нельзя, кто в охране увидит – сразу же экономке донесут.

– А что, экономка так сильно блюдет общественный порядок? – я дожевывала бутерброд с колбасой вприкуску с чуть подсоленными помидорами. Красота!

Слуги переглянулись. По общему напряжению, разом сковавшему моих собеседников, было непонятно, то ли я этого знать не должна, то ли раньше и так знала.

– Моя леди, можно я им скажу? – первой не выдержала Мира. Чуть помедлив, я кивнула, рационально рассудив, что никаких особых секретов у меня нет, так что вперёд, пусть делится.

– Госпожа Гретта после удара по голове слегка сама не своя, – я медленно отложила бутерброд. Надо же, и слова так подобрала, что невольно в самую точку попала, зараза мелкая. – Не все помнит, стало быть, а что-то помнит не до конца, – с первого взгляда не заметно, но говор моей служанки стал гораздо проще, пока мы сидели среди прислуги. Видимо, для госпожи она старалась подбирать слова, чтобы не выглядеть слишком уж по-деревенски, а тут расслабилась.

Переглядка остальных мне откровенно не понравилось. Вдруг здесь не знают, что такое амнезия? Доказывай потом, что не захватывала насильно чужое тело.

– Это как у старого Дуба, да, дед Яким? – внезапно обернулся к старикану Анри.

Дед разразился старческим хохотом, в припадке тряся всклоченной бородой.

– А то ж, и впрямь как у того дурака, которому по темечку дубовой веткой посчастливилось, – продолжая хихикать сказал Яким. – Вот уж свезло ему так свезло. Глаза открывает, никого не узнает: ни старшого, ни господина, да и на нас смотрит, как ёж на упряжь. К жене его привели, а он в отказ – не моя баба, знать такую не знаю и все тут, и пострелята не мои. Дети в слезы, баба за скалку. Уж сколько раз ему потом по кумполу прилетело, одному Миру известно, ан толку нет, память как в озере утопла. С тех пор Дубом дурака и кличут.

– Ну, я пока что не дура, – поспешила вклиниться в разговор.

– Ни-ни, графинюшка, как можно, – с изрядной долей скепсиса сказал вредный дед. – Вы у нас умница да красавица, только уж больно невезучая. То копытом в лоб, то жених лайдак.

– Мы поняли вас, Ваша светлость, – со вздохом отставил чашку дворецкий. – Наша обязанность помочь вам как можно скорее прийти в себя. Как-никак до вашего совершеннолетия остался месяц, а дальше будет только хуже.

– А когда я выйду замуж, – осторожно уточнила я, – мне придется отсюда уехать и жить в поместье виконта?