– Хорошо, не будем заставлять главу ждать, – кивнул дядя, и они с Филиппом покинули столовую.

Еще через несколько минут, из-за стола поднялась тетя и выразительно на меня посмотрела.

– Думаю, и нам пора приступить к делам, – выдала я вслух, и поторопилась за ней.

Уже через несколько минут я устроилась одном из кресел-диванов дядиного кабинета, и вопросительно посмотрела на тетю.

– Мне, конечно, любопытно, о чем пойдет речь, – улыбнулась она. – Но, во-первых, Филу еще два разума в его голове доставят дискомфорт. А во-вторых, Рейнару и, правда, нужно помочь с бумагами. А ты всегда можешь поделиться увиденным, чтобы я в очередной раз порадовалась, что мои дети не пошли по этой дороге и выбрали себе более безопасное занятие.

– Я бы не сказала, что быть герцогом Мельгар безопасно, – вырвалось у меня, – ой, прости, пожалуйста!

– Нет, ты права. Но это было давно. И Бенджамин не его отец, он сильнее, сама знаешь почему. Да и у нынешнего короля нет того ущемленного мужского самолюбия, как было у его брата и предыдущего правителя. Он вполне рационален и доволен жизнью. А Алекс и вовсе работает преподавателем.

– Дети его обожают, он их кумир, – сказала я, и это было абсолютной правдой. Алекс умудрялся заряжать энтузиазмом всех вокруг, а малышня его слушала всегда чуть ли ни с открытым ртом. И задание выполнялись с невероятным усердием, каждый из учеников старался изо всех сил, лишь бы удостоиться похвалы моего кузена.

– Знаю, директор при каждой встрече мне об этом рассказывает. И добавляет, что этим Алекс пошел в меня. Намекает, что ждет меня в школе с распростертыми объятиями.

– А ты хотела бы снова там работать?

– Наверное, да. Но сначала нужно вернуться в Брейнвуд, – она зашелестела бумажками, через секунду уже погрузившись в мир политических и финансовых записей.

Я же откинулась в кресле и в тишине изучала потолок. Ровно до тех пор, пока кто-то тихонько не дотронулся до моего разума. Я закрыла глаза, для полного погружения и расслабилась.

– Мы пришли, – еле слышный шепот брата послышался в моей голове.

– А чего шепчешь? – хихикнула я, пытаясь оценить обстановку.

Дядя с Филом спускались по лестнице. Судя по чадящим факелам, на магии тут явно экономили. Впрочем, зачем осужденным на смерть преступникам свет? Ведь они не были добры к своим жертвам, с чего бы проявлять ту самую доброту к ним? Пугает только то, что не всегда в этом месте оказываются действительно виновные люди.

Грубо обтесанные ступеньки уходили далеко вниз, на редких площадках между пролетами выглядывали темные проемы коридоров, серый камень которых местами почернел и потрескался.

Наконец, впереди идущий Махетди остановился на третьей по счету площадке и поманил моих родных за собой. Короткий проход был тупиковым, он заканчивался всего одной дверью.

– Вы хотели поговорить со всеми или с некоторыми? – кисло улыбнулся оланец.

– Не думаю, что после ваших допросов готовы отвечать все, – дядя уверенно посмотрел ему в глаза.

Фил, не долго думая, подвесил в воздухе с десяток светляков, осветивших убогую обстановку допросной: деревянный стул с кожаными ремнями, потемневшими то ли от старости, то ли от пота, то ли от крови, стол перед ним и пару кресел рядом. Серый пол, серые стены и серый потолок довершали унылую картину.

– Нам не нужны простые матросы, – повернулся к главе данжармерии брат. – Если остались в живых старшие или боцман, ведите.

– Так они же правду не скажут, кто из них кто, каждый на другого кивает, что он главный, а я так, мелкая сошка, – пожал плечами Махетди.

– Вы держите их в одном месте или в разных? – Филиппу не нравился этот оланец так же как и мне, и он подозревал его в нечестности. Мне тоже казалось, что мужчина приведет либо первых попавшихся матросов, либо специально тех, кто точно ничего не знает.

– Нам нужно просканировать всех, – даже не сказала, а визуализировала я.

– Хотелось бы в разных, чтобы не сговорились, да свободных камер мало,– в это же время ответил данжарм с ключами, который плелся за ними весь путь.

– Тогда мы хотим посмотреть всех и сразу, – понял нашу мысль дядя.

Глава данжармов изменился в лице, Фил не стал лезть к нему в голову, прошелся лишь поверхностно по мыслям, и то, в этом сумбуре было столько грязи, что мне срочно захотелось помыться. Махетди костерил «неудачника Эфенера», у которого из «достоинств было только имя», что тот не справился с элементарным – привезти товар. И если Изимсид узнает, что Махетди не смог уладить появившуюся проблему, то главе тадриханской данжармерии придется не сладко. Не он первый, не он последний, кого убрали работорговцы. И теперь он судорожно пытался просчитать, что могут узнать два карвахальца, если увидят всех выживших преступников, и как это может отразиться на нем.

«А может спровоцировать в камере драку, когда они зайдут? И закрыть их там? Меня в этом обвинить никто не сможет, а эту шушеру сразу казнят, после убийства иноземцев их даже стихии не спасут, никто казнь ни на минуту не отложит», – промелькнула подлая мысль у Махетди, и на нее брат обернулся к данжарму, посмотрев ему прямо в глаза. От чего тот дернулся и идею эту затолкал подальше, справедливо рассудив, что два карвахальца-аристократа без опыта допрос провести не смогут, тем более, опрашивая толпу.