Приквел к циклу "Грессия", повествующий о детстве самого неординарного персонажа книги - Майкла Тайлера и его брата-близнеца Майка. Жестокость отца, нежелание принимать навязанную жизнь такой, какая она есть, вынудили девятилетних близнецов сбежать из дома и скитаться по улицам различных городов, по пути к Мила-Гроссу – столице Грессии. Тяжелые испытания голодом, болезнью, преследованием подготовила им улица, но, как известно, испытания только закаляют и без того не простой характер. Книга повествует об отрезке жизни братьев Тайлеров, от их побега из дома до судьбоносной встречи с Кевином Блэкбаром, гранлиитом Легитерии – Космической полиции, впоследствии ставшим опекуном близнецов до их совершеннолетия. Можно читать параллельно с любой другой книгой цикла и отдельно от него.
Annotation
Приквел к циклу "Грессия", повествующий о детстве самого неординарного персонажа книги - Майкла Тайлера и его брата-близнеца Майка. Жестокость отца, нежелание принимать навязанную жизнь такой, какая она есть, вынудили девятилетних близнецов сбежать из дома и скитаться по улицам различных городов, по пути к Мила-Гроссу – столице Грессии. Тяжелые испытания голодом, болезнью, преследованием подготовила им улица, но, как известно, испытания только закаляют и без того не простой характер.
Книга повествует об отрезке жизни братьев Тайлеров, от их побега из дома до судьбоносной встречи с Кевином Блэкбаром, гранлиитом Легитерии – Космической полиции, впоследствии ставшим опекуном близнецов до их совершеннолетия.
Можно читать параллельно с любой другой книгой цикла и отдельно от него.
Мария Ерова
Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Вместо эпилога.
Мария Ерова
Тайлеры. Детство (которого Не было)
Файл создан в Книжной берлоге Медведя.
Часть первая.
1
Монотонное пение священника нагоняло тоску. Солнце давно уже встало, и потому покрытые густой пылью оклады икон тускло блестели. Мальчик тяжело вздохнул, откровенно считая ворон на выцветшем куполе деревенской церкви: увы, то, что было на нем когда-то изображено и нещадно съедено временем, он уже выучил наизусть, и это не помогало отвлечься. Сальная свеча в руках мерно плавилась. Он косо глянул на "младшего" брата – внешне – точную свою копию, а на деле… Ему тоже было скучно, но он стоял опустив глаза в пол, изображая, что молится. Майк страшно боялся гнева отца, а потому старался угодить ему во всём. Майкл был другим. Он не то чтобы любил действовать наперекор слову родителя, скорее, он всегда всё делал по-своему и на своё усмотрение, но почему-то это всегда радикально расходилось с ожиданиями его отца.
Ему уже хотелось пить, хотелось есть и просто присесть – колени страшно гудели от напряжения – церковная служба длилась уже более трёх часов, и ничего для Майкла - мальчика девяти лет от роду, скучнее не было.
«Боже, если ты есть, то почему ты такой скучный?» - подумал он, но налившийся гневом взгляд отца, моментально повернувшего голову в его сторону, уверил его в другом: он это не подумал, он произнёс это вслух.
Майк побледнел, когда массивная фигура деревенского фермера – их отца, приблизилась к его брату, Майкл отметил это лишь краем глаза – в основном же его взгляд был сконцентрирован на руках родителя, державших тяжеленую библию. Ещё миг – и священная книга опустилась на лицо мальчика, разделив нижнюю губу кровавой раной – ровно посередине.
– Дьявольское отродье! – Сквозь зубы процедил фермер, однако, оглядываясь по сторонам – не осудил ли кто его поступок, но все прихожане оказались слепы и глухи – как всегда, и только Майк болезненно морщился, явно сочувствуя брату.
Сам же Майкл не шелохнулся – ему было не больно. Вернее, он давно привык к боли – отец лупил его каждый божий день, когда сильнее, когда послабее, но неизменно - при малейшем намёке на непослушание, какими, несомненно, изобиловали будни Майкла.
Кровь уже стекала по его подбородку тонкой струйкой, когда он услышал плохо сдерживаемые всхлипывания брата – из глаз того текли слёзы. Майкл презрительно скривился – его близнец был слаб духом, и раздражал его своей слабостью, своей слабохарактерностью. Сам он не ревел никогда – природная особенность или что-то другое, но его глаза всегда оставались сухими, даже когда отец рвал клочки волос на его голове, даже когда он однажды сломал ему руку за то, что увидел, как Майкл тянет её к книге в местном разношёрстом в плане торговле, магазине…
2
Всю дорогу домой Майкл чувствовал на своём затылке взгляд отца, и ничего хорошего он ему не обещал. Лишь переступив порог, Керк Тайлер открыл свой рот, чтобы, ткнув пальцем в сторону непослушного сына, глухо прорычать:
– Ты сегодня без завтрака! Иди и работай, щенок! И чтоб до обеда я тебя не видел!
Его налитые злой желчью глаза прожигали сына, и тот зло хлопнул дверью – желудок сводило от голода так, что уже подташнивало. Майк, втянув шею в плечи, было отправился следом, но его ожидал иной приказ:
– А ты марш на кухню, да поживей! …
… Майкл бросился во двор – ему предстояло вычистить конюшню, но кроме как о еде он думать ни о чём не мог. Порыскав глазами в поисках съестного, он разочарованно опустился на землю, голова болела так, что в глазах плясали белые мухи, руки и ноги были холодными, несмотря на то, что на дворе был июнь – один из самых жарких месяцев на Грессии. Он знал, что не сдвинется с места – да пусть отец хоть убьёт его в этот миг, всё равно…
В их деревне папаша слыл святошей – не глядя на то, что все религии давным-давно были упразднены, ещё Бернардом Элсоном (войны, что разгорались на их почве, регулярно уносили десятки, а то и сотни жизней), в их глуши всё ещё процветало слепое поклонение богам, и Керк, ярый фанат одной из таких церквей, делал регулярные пожертвования их приходу, не пропускал ни одной воскресной службы, соблюдал посты и насильно навязывал то же самое своим детям – близнецам Майклу и Майку.
Как бы в ответ на эти щедрые пожертвования оный приход сквозь пальцы, а то и вовсе закрывая глаза, смотрел на то, как этот человек в буквальном смысле просто издевался над собственными детьми, и сегодняшний случай не стал исключением…
– Майкл… - От раздумий его отвлёк голос брата, тот как вор осматривался по сторонам, шмыгая сопливым носом (он постоянно был простужен – или страдал аллергией), что-то пряча в плотно зажатых ладонях.
– Что тебе? … - Тому и так было мучительно плохо, отец не впервые истязал его голодом, и еда порой была для мальчика навязчивой идеей, даже паранойей.