Сбегу я, а дальше что? Ничего хорошо. Придётся сидеть и ждать.

Поела, порисовала, села и начала думать, что ещё можно поделать, как вдруг заметила красные пятна на простыни. Ну зашибись, как вовремя.

Придётся идти в магазин. Один вопрос: откуда взять деньги?

Начала искать в квартире, может, есть какие-нибудь заначки, ну не полотенца же вставлять.

Прошлась по всем комнатам. Пусто. В зале висела куртка Максима Романовича.

Нет, этого я никогда не сделаю. Лазить по чужим карманам… нет, нет, нет…

Закрыла глаза и… Ура, мятая купюра в сто рублей.

Я вся вспотела, пока лезла в чужой карман. Мне было так стыдно и страшно от того, что меня застукают за таким непристойным делом.

Первый и последний раз, не считая этого, я украла мел в шестом классе. Я даже не поняла, зачем я это сделала. После секции волейбола некоторые из ребят начали брать мел, и я подумала, а почему бы и да, все же так делают. Зашла внутрь школьной гардеробной взяла мел и… пришла вахтерша. В этот момент мы все ломанулись в окно. Хорошо, что был первый этаж. Своей осенней обувью испачкали весь подоконник. А потом…

Потом мне стало стыдно. Я выбросила мел в мусорку. А утром я боялась идти в школу. Я так сильно испугалась, что мою маму вызовут в школу к директору. Не вызвали. Все забыли об этом. Может, и в этот раз пронесёт.

Осталось дело за малым. Вскрыть замок. Долго я крутила шпилькой, заколкой, найденным сломанным ключом - всё без толку.

Изнутри был один ключ, который можно было открыть с внутренней стороной. Поворот. Дверь открыта.

Я столько пыхтела над замком, а дверь практически и не была закрытой, по крайней мере, с внешней стороны.

Я выбежала наружу, прикрыла дверь, надеясь, что ни один вор не решит посетить эту квартиру сейчас. Вышла на улицу и стала искать ближайшие магазины с хозяйственными товарами.

Обошла весь квартал и в пару сотен метров от дома нашла гипермаркет.

Закинула в корзину прокладки, оплатила товар и пошла в сторону дома.

Зашла в квартиру и услышала шорохи. До ужаса испугалась. С правой стороны на стену была облокочена бита. Даже в руки страшно её брать, не то, что ударять ею.

Подняла биту и пошла искать своего противника.

Дошла до конца коридора и с левой стороны увидела тень человека. Только хотела замахнуться битой, как меня резко схватили и вывернули так, что я оказалась прижата спиной к груди…

– Евгения, это вы. Ну слава Богу. Где вы были? Я чуть с ума не сошёл. Вам велено было сидеть дома.

Царёв не просто делал мне замечания, а орал на меня во всю глотку. Слёзы непроизвольно начали подкатываться к моим глазам. Я впилась ногтями в свою ладонь, сжимая кулаки рук, чтобы сдержать себя и не заплакать.

– Где вы были?
– более спокойно спрашивает он.

– Ходила в магазин.

– Зачем? У нас холодильник полон еды!
– повышая голос, говорит он.

– Мне нужна была не еда, я…

Не успела договорить, как он начал:

– Ещё раз покинете пределы этой квартиры без моего ведома, я вас посажу в СИЗО, ясно вам?

Боже, он совсем ужасный. Ну не мог этот человек купить мне милую кофточку и платьице. Он ужасен и точка. Никогда у меня не будет такого злого и раздражающего мужа.

– Я… я ходила за прокладками, - выпаливаю я и начинаю краснеть.

Тут же вспоминаю, что фактически украла у Царёва деньги и добавляю:

– Я из вашего кармана взяла сто рублей. Как освобожусь, сразу верну вам.

Он молча смотрит на меня, а потом разворачивается и уходит. Зашибись. И что это за человек?!

***Утром я встала пораньше. Сегодня суд. Доказательств в пользу меня никаких, а это значит, что остаётся надеется только на чудо.

Я вошла на кухню и увидела Максима Романовича. Он сидел за столом и пил кофе.

Я была так зла на этого чудовищного следователя, что решила его игнорировать до конца своих дней. Видимо, у него были похожие намерения. Потому что за всё время, пока мы завтракали, никто из нас не проронил ни слова.

– Через час приедет Виктор Андреевич и отвезёт вас в суд. Будьте готовы, - перебил он наше молчание.

Что? Неужели он не поедет? Кто будет за меня отвечать, заступаться за меня? Я начала паниковать. Дрожь окутала всё моё тело и на миг меня, как будто парализовало от безысходности. Нарушила свой уговор, данный самой себе, в период сильного эмоционального состояния, и поспешно спросила: