Ходжа сильно устал. Ведь в этот первый день он особенно старался, чтоб показать хозяину, на что он способен. У хозяина через край переливались добрые чувства к нему, допоздна мударрис сидел с ним в комнатке, беседуя, забавляя рассказами из Суфия Аллаяра, Ахмада Яссави, Машраба, из «Тысячи и одной ночи».

Проходили дни и месяцы, Ходжа стал своим человеком в этой семье. У муддариса была засидевшаяся в девушках дочь Махи, миловидная, но с маленьким бельмом в левом глазу. Девушка поначалу закрывала свое лицо, когда приносила Ходже завтрак, чай и обед. Но потом привыкла, начала улыбаться, задевать парня словцом и даже заигрывать. И сама девушка и все ее выходки постепенно сделали свое дело. Ходжа дождаться не мог, когда Махи появится снова в его каморке, а при виде ее вся душа Ходжи расцветала и трепетала. Он понимал, что с ним приключилось, и знал, что никакого лекарства от этого недуга нет. Конечно, он только вздыхал и стенал про себя и никогда не допустил бы не только недостойного поступка, но и жеста по отношению к дочке хозяина, но ему-то от этого было не легче.

Между тем Махи стала все чаще показываться на глаза молодому работнику, тем более, что отец ее часто и надолго отлучался из дома.

В народе говорят: «Завидев телку, бычок веревку рвет». А Ходжа ведь тоже был на привязи покрепче любой веревки.

Так прошла зима и снова повеяло весенним теплом. В хаузах и арыках растаял лед, потекли по земле мутные потоки воды. Снова пришла пора вскрывать виноградники, работы у Ходжи было — от темна до темна. Деревца, рассаженные им, начали дружно цвести, ласточки на террасе спешно лепили под крышей свои гнезда, на выступах глиняных крыш прорастала травка и завязывал бутончики мак-самосейка.

Однажды Ходжа, намахавшись с утра кетменем, зашел в полуденный час в свою прохладную комнату, прилег отдохнуть и задремал. Сквозь дремоту он услышал, будто скрипнула и открылась дверь. Он взглянул и увидел, что перед ним стоит Махинисо.

— Ну, йигит наш устал? — заговорила она.

— Да еще как устал!

— Разве йигиты устают? Вставайте, расскажите мне сказку, которую вы услышали от моею отца.

Ходжа приподнялся на постели.

— Что пользы повторять сказку, слышанную от вашего отца?

— Нет! — с твердостью и капризно настаивала девушка. — Вы расскажете ту сказку, которую я не слышала от отца, а вы слышали.

— Какая же это сказка, которую вы не слышали, а я слышал!

— Какой хитрец, будто ему непонятно. Ну давайте начинайте рассказывать, я уже слушаю!

— Не понимаю! Если вру, то умереть мне моментально у ваших ног!

— Вай, не пугайте меня… Какой вы, оказывается, мастер запутывать разговор…

— Вот не сойти мне с места, никак не могу догадаться, какую сказку хотите вы.

— Сказать? — произнесла девушка, строя глазки и играя косичкой.

— Сказать…

— А вы хотите, чтобы я разжевала да в рот вам положила?

— О если б было так, проглотил бы с удовольствием, — расхохотался Ходжа.

— Смотрите, чтобы не встало поперек горла! Да не лишились бы того, что вам суждено, — сказала девушка обиженным тоном.

— О том, что мне суждено, аллаха буду молить, — воскликнул юноша и простер руки кверху.

— Умоляли лучше бы не аллаха, а меня…

— Умоляю вас, Махинисо, скажите же мне, какую сказку должен я рассказать. Вы только чуточку намекните, напомните мне, а дальше я и сам догадаюсь.

— Сказку о любви, о влюбленных, неужели так трудно было сообразить… — Девушка смущенно улыбнулась, и на ее длинных, изогнутых, словно сабля, ресницах задрожала слеза, похожая на росинку, что хрустально-чистая и прозрачная появляется рано утром на лепестке цветка.

Девушка была любимицей и баловницей матери. Мать хотя и проведала о тайной любви дочки к юноше, но свернуть ее с этого пути уже не могла. Увещевания, вроде тех, что тебе не ровня, что отец ведь не кто-нибудь, а мударрис в большом медресе, на влюбленную девушку не действовали. Рано или поздно, но матери пришлось все рассказать мужу, И вот однажды в поздний час, почти уж в полночь хозяин вошел в комнату крепко спящего юноши и бесцеремонно разбудил его.

— Разговор у нас будет короткий, — начал мударрис. — Как работником я тобой очень доволен. Не даром ты ел мой хлеб. Кроме того, я тебе сейчас за твой труд хорошо заплачу. Вот и деньги. Будет лучше, если ты их сразу же сосчитаешь. Ведь говорится в народе, что даже деньги, найденные на земле, полагается сосчитать. А зашел я к тебе попрощаться с тобой. Если хочешь сделать мне приятное, то еще до рассвета покинь Бухару. Уходи, куда хочешь, на все четыре стороны. Пусть аллах даст тебе счастье в пути.

— А в чем дело, таксыр? Какой проступок я совершил, могу ли узнать?

— Пусть все это останется между нами. Как говорится, сломанную руку рукав укрывает, а разбитую голову — тюбетейка. Знаем про все ты да я, да еще аллах. Понял?

— А ваша дочь Махинисо тоже знает?

— Не называй имени моей дочери! До свиданья, пусть счастье даст тебе бог! — мударрис поднялся и указал рукой на открытую дверь.

Задумавшись на мгновение, Ходжа сказал:

— Неужели вы меня гоните? Я не ожидал от вас этого. Не мне, а дочери своей причиняете вы зло. Любовь не выбирает человека, перед ней равны и царь, и нищий. Не забывайте, что горечь любви бывает невыносимой!