— Не поэтому ли мало теперь умных людей?

Собеседники дружно рассмеялись. Вскоре, пожелав друг другу всяческого добра, они разошлись по домам.

…Додхудай после всей этой истории долго не мог прийти в себя. Он спросил у Хатама:

— Не поймали этого негодяя? Наглец должен быть пойман и наказан.

— О каком наказании вы говорите?

— Во-первых, У тебя разбита голова. Ты должен выступить первым истцом. Во-вторых, он оскорбил эмира. Разве можно об этом молчать?

— Что стоит оскорбление безумного человека?

— С эмиром шутки плохи.

Хатам испугался и задумался: «Значит, так, — думал он, — я получил посохом по голове и на меня же еще одна напасть. Ведь если бы я не загородил Додхудая, то удар пришелся бы по нему. Почему же вместо того, чтобы самому обвинить Камаля, он теперь опять подставляет меня?

— Как твоя голова? — с притворной заботливостью спросил Додхудай.

— Моя голова, как видите, на месте.

— А ты не дал еще мне ответа насчет Камаля.

— Какого ответа?

— Чтобы предать Камаля в руки палачей нашего эмира.

— Помню, помню. Ну-ка, садитесь мне на закорки, оставим это, чтобы было о чем дорогой поговорить.

Они отправились в путь. Им пришлось идти мимо Ходжи-цирюльника и Карима-каменотеса, разговаривавших в тени тутовника. Ходжа сидел, низко опустив голову и нахмурившись, как видно, он был не в духе. Юноша с калекой на закорках прошли мимо, а Ходжа между тем говорил усто Кариму:

— Что вы заладили: «ваш приятель» да «ваш приятель!» Каким приятелем может быть мне Додхудай?

— Не сердитесь, Ходжа. Просто мне жалко этого юношу. Недаром говорят, что бедняка собака кусает, даже если он на верблюде. Правдивая поговорка. Иначе, удар, предназначенный Додхудаю, не достался бы бедному Хатаму.

— Не говорите мне этого, усто Карим. Я же не виноват, что Хатам с легкостью мотылька бросился загораживать Додхудая.

— Беглая собака всегда вынуждена поджимать хвост. Додхудай одурачил несчастного юношу, поймал в ловушку. Вы ведь…

— Что я? Почему вы опять на меня?..

— Нет, я просто хотел сказать, что вы ведь человек ученый, знаете жизнь, умеете отличать добро от зла… Чем только кончатся все эти невзгоды?..

Ходжа усмехнулся. Его густые брови то приподнимались, то опускались. Он глядел в одну точку, выпятив свой толстые губы. Потом оживился и сказал:

— Знаете, чем все это кончится?.. Дело в том, что и все люди, жившие прежде нас, задавали себе тот же вопрос, ломали над этим голову. Но так ни до чего не додумавшись, уходили на тот свет. Мир этот древен, дорогой усто Карим, ох, и древен! Немало было мудрых людей, немало написали они мудрых книг, хотели установить новый порядок на этом свете. Но справедливые и мудрые слова, написанные ими в этих книгах, не нравились эмирам и ханам. Мудрецам за их справедливые мысли отрезали языки, выкалывали глаза, отрубала головы. А иных сжигали на кострах вместе с их мудрыми книгами. Много храбрецов было повешено или зарезано. Да и сейчас разве мало хороших людей сидит в зинданах [58] ?

— Да, дорогой Ходжа, так оно и есть. Я хоть и неграмотный человек, но все понимаю. А как быть и что делать? Сказать — язык не поворачивается, не сказать — совесть мучает. Я много раз видел, как перерезают горло беднякам или отрубают головы.

— А интересовались ли вы, в чем была вина этих казненных?

— Что пользы в моем любопытстве? Ведь все равно я не мог бы вызволить обреченного из рук палача.

— Конечно, не мог бы. Никому еще не удавалось спасти осужденного, будь он виноват, будь не виноват. Но все же надо бы поинтересоваться, в чем вина узника.

— Нельзя сказать, что мне совсем не хотелось узнать, в чем виноваты предаваемые смерти, не один я, все интересуются, идут потом разговоры. Большинство зарезанных — это сказавшие что-нибудь про эмира или взбунтовавшиеся против него.

— Браво, усто! В свое удовольствие живут не только властители и насильники, но также льстецы, подхалимы, угодливые, подобострастные люди. Ведь все люди на земле происходят от одних прародителей. От ячменя ячмень, от пшеницы пшеница произрастает. Точно так же и человек от древнейших отца и матери. По-существу, люди друг другу все — братья и сестры. Поскольку это так, то нельзя ли нам всем жить дружно и ладно?

— Это вы у меня спрашиваете, у невежды и неуча? Спросите лучше, что можно изготовить из газганского мрамора? Я вам тотчас отвечу.

— Да, усто Карим, и вы, умеющий вдохнуть жизнь в газганский камень, происходите от тех же прародителей.

— Выходит, что эмир и этот вот Додхудай — мои родные братья?

— Выходит, что так.

— Нет, я не хочу марать свой род. Кто такие эмир с Додхудаем, и кто такой я? Они волки в человеческом облике, а я мирный каменотес.

— А что же вам не нравится, например, в Додхудае?