— Это очень грустно. — Отец Германа представлялся мне теперь настоящим чудовищем. — Но раз ты оставил свою фамилию, наверное, не так уж и сильно ты похож на него.

— Он умер, и хватит о нем. А ты, Кора? Твоя история такая же грустная? Хотя… Арсений никогда не пытался вылепить из тебя свою копию.

Герман провел пальцами по моему подбородку.

— Расскажи, — потребовал он. — Ты ведь тоже одиночка, Кора.

Я опустила голову, спорить было бессмысленно, да я и не хотела. Но мне тоже было что рассказать. Я долго собиралась с мыслями, Герман не торопил, задумчиво гладил меня по спине, вызывая легкую дрожь от прикосновений.

— Погоди-ка… — Он чуть приподнялся, вытаскивая из черных джинсов мобильный. На экране горело сообщение. Я чуть вытянула голову и прочитала вслух: «Телефон вскрыли, кое-что есть».

— Ого! — Я нетерпеливо смотрела, как Герман быстро пишет ответ. — Неужели удалось восстановить?

— Скоро узнаем, — коротко ответил он и безмятежно улыбнулся. В его глазах снова мерцали звезды.

— Ты совсем не волнуешься? Эти же люди хотят тебя убить!

Я не понимала, а он лишь ласково водил ладонью мне по спине. И снова улыбался.

— Меня хотели убить еще в утробе матери: отец требовал аборт. Не волнуйся за меня — люди, которые мечтают от меня избавиться, были, есть и будут. И это одна из главных причин, по которым я тебе не подхожу, Кора.

Я внутренне сжалась — эти его мысли я ненавидела и боялась. А он продолжал:

— Моя жизнь ничего не стоит, а вот твоя очень ценная, малышка. Для меня. И если об этом узнают, я могу принести тебе много неприятностей. Тебе не нужно всего этого.

— Это тебе не нужно. — Я заерзала на его коленях. — Не думай, что ты лучше меня все знаешь.

— Но я знаю, — возразил он. Я молча уткнулась лбом в его плечо. Поспорить с ним я еще успею, когда выздоровею и наберусь сил. Хотя я прекрасно понимала, что приму любое его решение. — Тебе очень идет синий цвет.

— Что? — Я приподняла голову и увидела, как Герман внимательно рассматривал мою фотку с Деметрой и бабушкой в Микенах. — Да, это мы в апреле ездили.

Фотографии Герман листал медленно, у меня сердце сладко замирало от его взгляда на них.

— Я пропустил больше, чем я думал, — наконец произнес он. — Это все фото, остальные вытащить не удалось.

Я со стоном закрыла лицо руками. Ну как же так!

— Не переживай. — Герман обнял меня и зарылся лицом в мои волосы. Шумно втянул в себя воздух и еще сильнее сжал меня в своих руках. — Я обещал тебе, что со всем разберусь. Просто верь мне, ладно?

Только я и он. Мы оба одиночки, но сейчас стали одним целым. Я тихонько погладила его по волосам. Жесткие и непослушные. Как и их хозяин. Мне нравится.

— Я всегда на твоей стороне. Что бы ни случилось. И твоя жизнь бесценна. Береги ее, пожалуйста.

Герман уехал глубоко за полночь, я уже спала. Мне так хотелось, чтобы он остался, но я не смела его просить. Только и смогла, засыпая, выпросить у него обещание написать, когда окажется дома. Пусть я проснусь утром, но я хочу знать, что с ним все в порядке. И это стало нашей маленькой традицией. Три дня подряд он приезжал ко мне каждый вечер. Я ждала его как маленькие дети ждут чуда. И он всегда появлялся, приносил чужой запах агрессии и власти, а я молча протягивала к нему свои руки. Потому что самое главное было то, что он пришел. И что он жив.

— Не устала тут сидеть взаперти? — спросил вчера вечером Герман, когда я уже дремала в его руках. — Завтра съездим в клинику.

— Хорошо, — легко согласилась я. — Из окна вид на внутренний дворик. Там уже на клумбах распустились тюльпаны.

— Скучаешь по своей оранжерее?

— Немного, но сейчас я все равно не смогла бы ничего там делать: устаю пока слишком быстро, и постоянно хочется спать. — И в подтверждение своих слов я сладко зевнула. Как же приятно засыпать в его руках!

— Завтра утром у тебя будут тюльпаны, — прошептал Герман. Я его не узнавала эти дни. Он словно копил, копил в себе нежность, а теперь решил всю ее отдать мне.

— Не надо, — попросила я. — Не стоит, правда. Я не хочу, чтобы кто-то видел тебя с цветами. Может, это паранойя, но я очень боюсь, что из-за меня ты пострадаешь.

— У меня двойная охрана, но если захотят убить, все равно убьют. Не думай об этом. Тебе удобно? Как ребра?

— Почти не болят. Может… может, ты останешься? — прошептала я едва слышно, но по тому, как тут же напряглись его руки, поняла: все он прекрасно слышал.