Во-вторых, новое «архитектурное творение» строилось не абы из чего, а исключительно из досок. Доски добывались повсюду: некоторые были найдены на пустыре, некоторые притащены из домов «строителей», а некоторые были оторваны от чужих заборов. В землю были вкопаны столбы, к ним прибивались доски. Всё по «фэншую».

В-третьих, строительство шло с использованием настоящих инструментов. Кто-то вынес гвозди, кто-то молоток, кто-то пилу, а кто-то лопату. Прогресс налицо.

Через несколько дней упорного труда новое сооружение было готово. Назвать его шалашом уже не поворачивался язык, так как строение, теперь уже примерно два с половиной на два метра и около метра в высоту, больше напоминало сарай. Но, по привычке, его также называли шалашом.

В более крепком и просторном варианте с самодельной лавкой вдоль стены снова возобновились тусовки. После зимних подъездных гонений заиметь свое личное пространство было высшим благом.

Компания ширилась, обитателей стало больше. Слух о существовании уютного самостроя быстро дошёл до старших. Они начали частенько наведываться в халявное заведение и устанавливать свои порядки. В новом загаражном клубе появился алкоголь. Теперь к азартным играм, курению и зачаткам отношений добавились попойки. Пиво и модный в те времена сидр стали сопровождать молодое крыло всё лето напролёт.

Шалаш номер два дожил до следующей весны. Когда время близилось к лету и попойки возобновились, старшие в состоянии крепкого подпития разломали этот «венец творения» потехи ради. Гордость подростков превратилась в кучу переломанных досок с торчащими повсюду гвоздями.

Тут бы опустить руки и пасть духом, но «юные архитекторы» превозмогли уныние и явили на свет творение номер три. К началу лета, уже ни от кого не скрывая (всё равно ведь узнают), на самом видном месте пустыря был возведён модернизированный двухкомнатный шалаш. Теперь он был примерно три метра в длину, два в ширину и полтора в высоту. Одна комната была для совместных посиделок, другая предусматривала возможность уединения для влюбленных. Подростки ведь росли и в физическом плане, и в плане полового созревания.

К моменту постройки третьего шалаша компания расширилась ещё больше. Девчонки стали приводить подруг, пацаны ширили знакомства. Старшие, как и предполагалось, быстро пронюхали про новое халявное пристанище и коршунами слетелись туда. Новый двухкомнатный сарай, по привычке называемый шалашом, мог вместить в себя две компании. Если внутри не хватало места, можно было приземлиться рядом на сваленном дереве, которое в народе именовалось «бревно».

Тусовки стали грандиознее и масштабнее. Молодёжь со всей округи стягивалась к набирающему популярность самодельному сооружению. Однажды кто-то принёс старый однокассетный магнитофон, и с тех пор заиграла музыка. «Дискотека» на открытом воздухе продолжалась обычно до тех пор, пока не сядет батарейка. В смысле у магнитофона. У участников тусовок энергии было через край.

Стили музыки вообще не имели значения. Играло всё. «Руки вверх», «Иванушки», Scooter, Prodigy, «Сектор газа», «Кино», шансон, какие-то армейские песни, рэп, металл. Беспечными летними вечерами рядом с шалашом горел костёр. На нём жарились хлеб и сосиски, насаженные на тонкие веточки. На крыше грандиозного по меркам молодёжи шалаша ревел мафон. По периметру заросшего растительностью пустыря неумело дрыгались юные организмы, от души веселясь и скрашивая суровые дни конца девяностых. Из их уст выходил сквашенный запах алкоголя и табака.

Их маленький мир был полон беспечности, в то время как вокруг царили разруха, безработица и разгул преступности. Но молодость есть молодость. Она бьёт ключом во все времена и при любых режимах. Вокруг, кроме домов, гаражей, завода и самодельного футбольного поля, не было ничего. Ни клубов, ни кафе, ни торговых центров, ни каких-либо досуговых мероприятий. Всё делалось и организовывалось самостоятельно из того скудного арсенала, которым обладала молодёжь в силу возраста и места жительства. Всё было примитивно, просто и без намёка на пафос. Зато всё было по-настоящему и от души. Это была настоящая свобода!

С приходом осени посещаемость шалаша резко снизилась. Все начали учиться. Кто-то ещё в школах, кто-то уже в «технарях». Однажды группа прогуливающих школу участников тусовок пришла в шалаш и обнаружила, что в бесхозном деревянном двухкомнатном сооружении поселился бомж. Старый, смердящий, в рваном тряпье, он громко сопел на самодельной лавке.

На резонный вопрос прогульщиков: «Чего тут делаешь, ёпт?» бомж извинился и быстро ретировался с местности. Но спустя какое-то время вернулся. И не один, а с целой бригадой пьяных, вонючих и беспардонных бродяг. Их смердящим запахом пропитался не только «грандиозный» самострой, но и всё в радиусе нескольких метров вокруг.

Третий районный «архитектурный ансамбль» снова сломали старшие. На этот раз с пояснением: «нефиг тут плодить бомжей». Бомжи, лишившиеся жилья, ушли. Переломанные доски сгорели в кострах. Так закончилась недолгая эпопея строения номер три.

Было ещё несколько попыток построить что-то уже не на пустыре за гаражами, а в других укромных уголках района. Но либо потухал настрой, либо строительство обрывали местные жители, которые обещали вызвать милицию. Подобного «соседства» не желал никто.