– Вы хотели уехать.

– Да, вы меня раскусили. Поначалу я не ждал, что-либо занимательного для себя увидеть здесь, я знал, у графа Краусвеа есть дочь, которая не знаменита и не интересуется ничем мирским, но я ошибся, вы Даниэла мне столь интересны, даже когда немногословны, многие подражают, не беру в расчет людей великих, сейчас стараются быть похожими на преуспевающих, дамы завидуют красоте и количеству колец на пальчиках, сеньоры делают пометки и считают, сколько женщин побывало в их объятьях, вы же не слушаете никого, остаетесь собой в любой ситуации. Я устал от тех леди, считающих флирт основой здоровых отношений, во время беседы меняют интонацию голоса, играют. Я зачастую поддавался, но с вами, я будто свободен. Не люблю менять планы, покинуть вас было бы неслыханной ошибкой. Не волнуйтесь, осмотрю графство, как задумывал, а затем вернусь.

– Можно составить вам компанию?

– …Вполне. Если конечно родные не будут возражать против небольшой прогулки.

– Я спрошу у матушки, вы не против?

– Да-да, безусловно. Как всё удивительно обернулось, в такие моменты начинаешь благодарить судьбу.

Как вы успели догадаться матушка была крайне не против и более того не желая больше ничего слушать, самолично отпустила дочь. Словно к алтарю.

В карете ехали одни. Наедине, трудно описать, что чувствовала Даниэла, должно быть нечто близкое к блаженству. Сэр Гарисон, немного смягчившись, не спускал глаз с девушки, прежде чем они снова заговорили, переждали небольшой антракт, кто в чувствах и в волнении, а кто в буфете с пирожком за щекой.

– Часто вы выезжаете в город? – спросил Вильям.

– Теперь довольно редко, после одного происшествия, у меня больше нет желания быть там.

– Но сейчас мы едем именно в город, вы знали это, но согласились.

Даниэла не ответила. Ей было трудно что-либо произносить, ее сердце колотилось, ручки дрожали, оттого они смирно покоились то на коленях, то на талии. Вид из окна ее не заботил, официальная цель поездки тем более.

– Какое именно место вы хотели бы мне показать? Уверен, из вас выйдет отличный экскурсовод. Итак, какое?

– Церковь. – лишь смогла произнести леди. (услышав это заявление матушка ликовала и начинала бы судорожно писать пригласительные письма на свадьбу, но девушка имело иное представление).

– Вполне заманчивое предложение. Старые храмы красивы, величественны, сколько молитв там было воспето, они будто витают в воздухе пахнущим ладаном, неповторимые фрески, трудоемки и живы.

Последующая сцена покажется странной, мрачной, из-за нестандартного места действий. Фигурировала в рассказе уже не раз, потому атмосфера будет знакома. Кладбище возле церкви утопало в устилающих объятьях осени, небо хмурилось, листва почти опала и деревья обнажились, не смущаясь наготы, мирно дремали орошаемые частым дождем. Выйдя из храма и бросив взгляд немного в сторону от кладбища, нам покажутся две фигуры, восседающие на скамейке, они практически не двигались, не разговаривали, мы бы подумали, что это духи давно ушедшей в мир иной влюбленной пары, в одном ошибемся, Даниэла и Вильям дышали.

– Я удивлен тому, как вы хорошо знаете историю церкви. Но думаю на сегодня предостаточно повествований, для моего забывчивого ума это слишком много. – сказал Геральд меняя тему беседы. – Я заметил, вы чем-то встревожены.

– Я?

– Вы, конечно, кто же еще, мне столь интересны сейчас. Так, ответите?

Даниэла хотела все сказать, признаться в своей любви, вывернуть свою душу наизнанку! Почему она это не сделала, ответ кроется в скромности, хотя она рано или поздно откроется. Она решает вместо изъяснений углубиться в недалекое прошлое, поведать потаенное, значимое, то, что услышать, достоин не каждый.

– Примерно месяц назад я отправилась за покупками в город, или для моциона, точно не смогу вспомнить. С лакеем, матушка не смогла сопровождать меня. Я была рада немного отдохнуть от ее вездесущего покровительства. Все необходимое благополучно куплено и когда возвращалась вдоль улицы, я стала свидетелем безразличия. А именно, увидела возле стены одного из домов лежачего человека, он спал или был без сознания, или мертв, даже подумать об этом страшно. И, и я прошла мимо, думая о том помочь мне или нет, я шла, и не вернулась к тому бедному мужчине. Он был легко одет, но не как пьяница, нет, одежда чистая и аккуратная, рука в побелке, локоть, если точнее, должно быть ударился при падении. Я прошла мимо, не спросив как он, нужно ли позвать доктора, не проверила пульс, не сделала ничего, что нужно было, поступила не как человеколюбивый человек, не как христианин. Не помогла, грех на мне и он тяжек, я нарушила одну из заповедей Христа. Не могу простить себя. Ведь нужно поступать так, как хотел бы ты, чтобы поступали с тобой, неужели я хочу, чтобы никто не замечал меня, будто меня не существует, особенно когда я в беде. Невмешательство, вот что двигало мной. Да, я часто не могу подойти, заговорить с человеком из-за кротости, боязни нового, но это не оправдание, оно и ненужно. Уже поздно. А если тот человек погиб, по безразличию трусости, то, прости меня Господи.

Сказав это, Даниэла замолчала, ей было действительно больно, каждый подобный отрезок судьбы отчетливо впивается в нашу память, перед нами был четкий выбор, но я поступил не так, как нужно, избрал не добро, а зло в мирном на первый взгляд безразличии.

Сэр Гарисон явно пожалел о том, что спросил, неудачно, но он же не знал, что всё обернется именно таким образом. Зато проявил себя по-джентельменски, попытался утешить плачущую леди, она не рыдала, но слезы катились одна за другой, рука прикоснувшиеся к девушке смягчила, согрело кровоточащее место в душе Даниэлы.

Впервые он не мог подыскать нужные слова. Только когда они возвращались в замок, после короткой экскурсии, так как город по площади невелик, да и расстроившаяся девушка вызывала в нем опасения, Вильям произнес следующую фразу.

– Может, просто не вы должны были помочь тому человеку. Представим, что по той улице шла сотня людей, и что будет, если все разом станут оказывать ему необходимую помощь, произойдет давка и неразбериха, то есть должны были несколько или один человек, и вы не в их числе.